— Да поможет нам Господь, — торжественно сказал он, поворачиваясь к Магде лицом. — Жизнь снова показала бедному священнику, который служит тем, кто еще более беден, как суров наш мир. Он состоит из страданий, голода, одиночества. А главное, Магда, из мук бесчестия, из прекрасных и глупых мук, выдуманных людьми, словно им не хватает того, что у них уже есть. Итак, быть может, ты права. Я не знаю… Если тебе кажется, что так будет лучше, отправь Павлину в клинику «Милосердие» в Пирее. Все жительницы Спетсеса знают, где она находится. Даже если, с Божьей помощью, не все в ней побывали…
— Все это должно навсегда остаться в твоем сердце, отец мой.
— Навсегда и останется, — сказал Космас. — Разве я предал тебя, когда семнадцать лет назад ты мне открылась? — И добавил: — Несмотря на то, что тайна твоя была для меня тяжелой ношей. Kirie eleison, с нами милость Господня.
Священник встал. Магда поклонилась, поцеловала ему руку и вышла из церкви.
На обратном пути Магда думала о наказании, которое Господь посылает брату и сестре, родившим совместное потомство, чтобы найти в себе силы по возвращении домой ранить свою дочь как можно больнее.
— Твой будущий ребенок — незаконнорожденный, — сказала она Павлине с каменным лицом. — Он будет жить в стыде, в унижении, в болезнях. А во что превратится наша жизнь? Разве ты можешь позволить себе стать матерью? Что будет со мной? Ты должна избавиться от этого ребенка!
Павлина ждала этих слов. Когда в начале октября у нее началась рвота, она подумала: «Ничего прекраснее со мной произойти не могло. И все остальное неважно».
Она посмотрела на мать и медленно, с расстановкой произнесла:
— Ты знаешь, мама, как я люблю тебя… Кроме тебя, у меня никого нет. Но этого ребенка я люблю больше всего на свете. Больше тебя, больше жизни, больше всего в этом мире. Больше, может быть, чем я любила папу. Никто не притронется к моему животу.
Тем же утром, немного позже, Магда вернулась в церковь Святого Спиридона.
— Она отказалась, не так ли? — спросил священник.
— Да…
— Я этого ждал. Я ее знаю, твою Павлину. — Он чуть заметно улыбнулся. — Есть, конечно, некоторые обстоятельства…
— А если открыть ей, что он ее брат, это ее не переубедит, как ты думаешь?
— Ты ничего ей не скажешь, Магда, — произнес Космас не терпящим возражений тоном. — Это ничего не даст.
Космас прослужил двенадцать лет священником в Трикале, своем родном городке. Множество детей родилось там от сестер и братьев. И каждый вырос нормальным и здоровым.
— Господи, спаси и сохрани. — Магда перекрестилась.
— Да будет так, — сказал священник, поднялся со скамьи и добавил: — Приходи ко мне часам к пяти, обсудим дела наши грешные. А я тем временем буду думать, что делать.
— Спасибо, отец Космас, — сказала Магда.
— Буду думать и молиться, само собой, — уточнил священник.
До полудня отец Космас был занят с прихожанами. На этот раз собеседование с ними оставило у него ощущение фальши. Разговор напоминал череду тщательно, до автоматизма отработанных движений в хорошо поставленном балете. В двенадцать тридцать Космас вышел из церкви и направился к доктору Михалису, единственному на острове врачу. Его одноэтажный дом, маленький, квадратный и без сада, стоял у дороги к Старому Порту. Когда пришел священник, в гостиной сидели три человека, четвертый находился в столовой, служившей одновременно приемным покоем. Как обычно, раздвижная дверь, делившая две комнаты, оставалась приоткрытой.
— Я не могу вылечить тебя от преклонного возраста, Коста, — говорил доктор пациенту. — В семьдесят два года у всех суставы болят. Это нормально.
Потом он пригласил отца Космаса.
— Что тебя привело? Ты же никогда ко мне не ходишь…
Космас кивком показал на дверь. Михалис небрежным жестом прикрыл ее, но священник встал и задвинул поплотнее.
— Что случилось? — спросил доктор. — Ты плохо себя чувствуешь?
Космас выдержал паузу, потом спросил вкрадчивым голосом:
— Помнишь семью из Афин, о которой ты мне рассказывал год или два назад?
— Да. И чего ты от них хочешь?
— Они по-прежнему ищут ребенка?
— Да, я уверен… Двух недель не прошло, как они мне опять об этом писали.
