Осталось упомянуть о последнем, шестнадцатом персонаже, который, не зная чем себя занять, слонялся из комнаты в комнату и прислушивался к разговорам одноклассников. Длинный и нескладный Денис Князев был изрядным тугодумом, но при этом отличался феноменальной быстротой речи. Красивым его нельзя было назвать — лицо портили слишком большой нос и лоб, — но и некрасивым тоже: длинные светло-русые вьющиеся волосы придавали ему своеобразное мальчишеское обаяние. Именно из-за этих волос, которые он упорно не желал укорачивать, Князев постоянно подвергался остракизму со стороны представителей школьной администрации. В классе его прозвали «историком» — за любовь к этой науке и способность помнить всех и вся.
Размышляя медленно, но верно, Князев приходил порой к весьма неожиданным выводам. Так, на выпускном экзамене по обществоведению он вдруг сравнил Россию при Петре I и при Ленине, ссылаясь на поразительное сходство двух цитат — из «Арапа Петра Великого» и «Очередных задач Советской власти». «Россия представлялась Ибрагиму огромной мастеровою, где движутся одни машины, где каждый работник, подчиненный заведенному порядку, занят своим делом», — процитировал он Пушкина, после чего тут же перешел к Ленину: «Наша гигантская задача — организация учета, контроля над крупнейшими предприятиями, превращение всего государственного механизма в единую крупную машину, работающую так, чтобы сотни миллионов людей руководствовались одним планом».
«Ну и что ты этим пытаешься доказать?» — поинтересовался у него присутствовавший на экзамене представитель роно.
«Что и Петр, и Ленин пытались превратить всю страну в единую фабрику, действующую по единому плану», — невозмутимо отвечал Князев.
«А разве это плохо?»
«Пока не знаю».
Вот за это «пока», в котором и проявился будущий диссидент, он получил четверку.
Побывав на кухне, где ему предложили выпить водки, заглянув в другие комнаты и потолкавшись среди танцующих, Князев вдруг заскучал и призадумался над тем, как хотя бы на минуту стать центром всеобщего внимания. Вскоре нужная мысль осенила его кудрявую голову, и тогда, воспользовавшись тем, что музыка смолкла, а Корницкий принялся подыскивать нужную кассету, он начал громко созывать всех в гостиную.
— «Друзья мои, прекрасен наш союз!» — воскликнул Денис, когда в комнате стало тесно. — Пока мы все окончательно не перепились или не переругались, предлагаю замечательный тост и не менее замечательную идею. У всех налито?
— Давай рассказывай, — снисходительно предложил Ястребов.
— Я тут прикинул, что ровно через двадцать пять лет начнется третье тысячелетие…
— Ну-у, — разочарованно протянула Антонина, — да к тому времени мы уже состаримся, и нам будет по сорок с лишним лет!
— Для моего тоста это не столь важно, — мгновенно парировал Князев. — Главное в другом — давайте пообещаем друг другу, что на двухтысячепервый год мы обязательно соберемся вместе, как бы нас до этого ни разметала судьба, — причем обязательно в том же составе.
— Проще договориться о ежегодной встрече, — рассудительно заметил Михаил.
— Это само собой, — согласился оратор, — но моя идея более величественна. Представляете, как будет интересно собраться через четверть века, чтобы встретить новое тысячелетие!
— А где мы соберемся? — спросила Маруся.
— Да хотя бы здесь.
— А если я куда-нибудь перееду? — усмехнулся Корницкий, родители которого были евреями и чуть ли не с детства готовили сына к эмиграции, заставляя зубрить английский.
— Тогда у памятника народным ополченцам, когда до встречи Нового года останется ровно шесть часов, — нашелся Князев. Памятник находился в центре небольшого сквера прямо под окнами квартиры Корницкого. — Ну что, все согласны?
— Согласны!
В тот момент идея казалась абсолютно нереальной, поэтому клятва была легко принесена и тут же забыта, вино выпито, и вечеринка покатилась дальше, постепенно набирая обороты.
Однако мы не будем рассказывать о том, как через пару часов Сергей Иванов, явно не рассчитав силы, долго и нудно блевал с балкона; как Михаил заперся с Марусей в ванной, в то время как Юрий целовался с Натальей прямо в гостиной; как Антонина, предварительно позвонив родителям, собралась домой, а Эдуард и Никита наперебой стали набиваться ей в провожатые; как Анатолий чуть было не подрался с Петром; как незаметно исчезла Полина Василенко; как Игорь Попов пел блатные песни, а Алексей Гурский читал самые откровенные отрывки из своего «Поручика Ржевского»; как захмелевший Князев, по-прежнему слоняясь по комнатам, по очереди приглашал всех девушек к себе в гости и в конце концов чуть было не сцепился с Вадимом Гриневым из-за Веры Кравец, которая ему совсем не нравилась.
