— Рад быть полезен вашему высочеству, — с поклоном отвечал посол сепешского княжества.
— Вам предстоит решить, кто из них прав. Изложите, господа, ваши точки зрения. Только, — добавил Апафи, — не оба сразу, а по очереди!
Однако и это напоминание князя не помогло: оба спорщика, нетерпеливо перебивая друг друга и громко крича, стали излагать каждый свои взгляды. Была ли тому причиной сабля, украшенная опалами, или убежденность каждого в своей правоте, — решить трудно.
— Ну, что скажете, ваша милость? — спросил снова государь у Шмидта после того, как тот внимательно выслушал спорщиков. — На чьей стороне правда?
— Да, да! — дружно закричали остальные придворные. — Послушаем, каков же он — тот свет!
И только Дёрдь Бельди весело выкрикнул:
— И к чему нам это знать? Все равно мы никогда не умрем. Наливай, ребята, вина в бокалы!
— Чш-ш! Тише! Говорите, ваша милость. — Апафи сделал знак рукою. — А ты, паж, принеси из оружейной палаты награду — мою саблю с опаловыми камнями.
— Ваше высочество, — начал Шмидт, и в зале наступила глубокая тишина, — я внимательно выслушал мнение почтенных господ о загробном мире. Каждый из них по-своему, в соответствии со своей верой, описал нам его. На это я могу только сказать…
— Говорите! Слушаем! — послышалось со всех сторон.
— …могу сказать, что господь бог многое открыл человеку из тайн вселенной…
— Верно, верно!
— Прочие земные существа знают гораздо меньше нас, и, следовательно, мы должны радоваться этому. Однако, посвящая человека в тайны мироздания, бог открыл нам не все. Кое-что он оставил и для себя.
— К делу, господин ученый, к делу! — нетерпеливо перебил посла Банфи.
— Но я и говорю о деле, господа. Ибо то, о чем спорили двое почтенных диспутантов, как раз и относится к числу тайн, оставленных богом про себя. Dixi[27].
Ответ господина Шмидта был мудрым, однако присутствовавшие, выслушав его, принялись недовольно ворчать; и только один голос из угла поддержал посла:
— Правильно!
Все возмущенно обернулись на голос и увидели, что он принадлежит придворному шуту.
А сам князь недовольным тоном, и так, чтобы все расслышали его слова, приказал пажам:
— Ну что ж! Коли ученый не смог разрешить спора, идите на улицу и приведите ко мне первого встречного. Раз вопрос не под силу ученому, пусть на него даст ответ первый попавшийся неуч.
И пажи послушно побежали на улицу ловить «первого попавшегося неуча». Дело это, разумеется, нетрудное. Неучей можно было бы найти сколько угодно не только на улицах Дюлафехервара, но и среди советников князя.
Немного погодя в вестибюле дворца послышался сильный шум, будто там завязалась драка.
— Пойди-ка, Михай Бало, посмотри, что там происходит.
Адъютант вышел за дверь и вскоре возвратился с докладом.
— Пажи пытаются затащить сюда какого-то молодого бродягу, ваша светлость, а он наотрез отказывается войти один, без своей собаки. Лягается, дерется, вырывается.
— Так пусть войдет с собакой!
И гофмейстер Михай Бало вновь вышел, чтобы утихомирить расшумевшегося скандалиста. Вскоре Пажи втащили в залу молодого паренька в истрепанной одежде: он был в разорванном студенческом плаще и запыленных башмаках, из которых наружу выглядывали пальцы, хотя одна подметка была крепко-накрепко прикручена шнурком. Что ж поделаешь, и сапожники не шьют вечных башмаков!
— Где вы подцепили этого малого? — спросил красный как рак Габор Лазар, самый пьяный из всех присутствовавших.
— У ворот встретили. Он как раз проходил мимо, когда мы выбежали на улицу. А ведь приказано было: «первого встречного».
Апафи одобрительно кивнул тяжелеющей головой. Глаза его глядели уже сонно, устало.
— Как звать? — спросил он, тяжело отдуваясь.
— Ласло Вереш.
— Кто таков?
— Странник.
— Тощее ремесло! — заметил Бельди.
— Господа, что вам угодно от меня? Я ни в чем не провинился. Я буду жаловаться. Отпустите меня. — И юноша поднял сжатые в кулаки руки, окидывая гневным взором трех княжеских пажей, насильно затащивших его во дворец.
— Несчастный, — шепнул ему один из них, маленький Пал Корниш. — Да знаешь ли ты, перед кем стоишь?
— Ну и что? Да по мне, будь он хоть сам Понтий Пилат.
