Если войдёт в жилы,
Будем ещё живы...
Знал. ЗНАЛ!!!
НАСТЯ!
Память пришла неожиданно. Я вспомнил, какой длинной дорогой шёл в Заброшенную Ветку. Где-то я шёл один, где-то меня сопровождали. Диерс, например, оказался не таким плохим парнем, каким пытался выглядеть. А эти двое... Один из них когда-то был моим другом. Да, именно был другом, ибо совершил предательство. Николай Власевич ныне стоит и сжимает что-то висящее на шее. А второй, этот мерзкий тип Шорошко, капитан Ордена Света, охотник со стажем и к тому же оборотень. Это он был у пулемета, когда погибла НАСТЯ. Он давил на спуск.
Цунами эмоций накрыла меня с головой. Даже сознание затмилось от такого шквала разнообразных чувств. Сколько там ярости — трудно сказать.
Много. Очень много.
Я схватил Шорошко за голову, но лишь мысленно. Трудно объяснить, как это так: мысленно схватил за голову. Трудно это понять. Но так на самом деле.
Капитан тоже схватился за свою голову и с воем повалился на мягкий пол. Я усилил хватку. Капитан завыл громче. Нет, теперь он ОРАЛ как свинья. И бился в конвульсиях. В следующее мгновение свершилось нечто вовсе уж из ряда вон выходящее: я одновременно самым натуральным образом оказался сразу в двух местах в двух ипостасях. Первая ипостась продолжала стоять у стены и гневно пылать золотыми глазами. Вторая ипостась отделилась от первой и в образе огромного серого зверя набросилась на корчащегося в агонии Шорошко. Зверь был размером с Герадо и такого же цвета, но глаза его полнились золотом. К тому же зверь был похож на призрак: прозрачный, молниеносный, размытый по воздуху. Я-зверь хоть и напоминал привидение, на физический мир мог воздействовать без ограничений. Поэтому, едва зубы вонзились в плоть капитана, я почувствовал на языке приторный вкус его крови. Несколько мгновений хватило мне, чтобы разорвать убийцу НАСТИ в клочья. С особым удовольствием я выгрыз его сердце.
Затем настал черед Николая. Кто он, меня теперь не интересовало. Я перевел взгляд на бывшего друга, и тот повалился с ног с диким желанием разорвать собственный череп. Я сжимал и разжимал его мозг, а Власевич скреб по голове ногтями, пока не содрал всю кожу с макушки, лба, затылка и висков. Воздействие на мозг оборотня усилилось, он посерел лицом, приобрел странный, смешной и ужасный одновременно вид не до конца трансформировавшегося зверя. Впрочем, сорванные ногти на пальцах сменились острыми и крепкими когтями черного цвета, и Николай скреб по окровавленному черепу, пока не вскрыл его. Несколько секунд оборотень в исступлении кромсал собственный мозг, разбрасывал в стороны комья серо-бурой субстанции, пока не затих навсегда.
Я же вновь стал един. Зверь с золотым глазами растворился во мне, а я растворился во мраке...
Сколько лет пройдёт...
«Сплин».
Подходит к концу моя история. Вы, мне кажется, подустали слушать всю эту чушь, не так ли? Ну уж, не устали... Вот я рассказывать уже запарился, откровенно говоря. Ни разу в жизни не приходилось так много говорить в режиме монолога.
Что дальше было? Да ничего такого, собственно, больше и не было. Сами догадались, что сила Когтя передалась не Власевичу, другу-предателю, а мне. В тот момент, когда капитан Ордена расстрелял Настеньку буквально в моих руках. Так-то вот. Магия — она и есть магия, и понять её невозможно. По крайней мере, невозможно на сегодняшнем уровне развития мысли.
Когда я пробудился уже как обладатель силы, то сначала ничего не мог толком понять. Воспоминания отняли секунд десять-двадцать, и после их прихода я убил сначала Шорошко, а потом и Николая. Тоже ведь странно убил: одна часть меня неким образом воздействовала на их сознание, другая в образе волка могла рвать плоть... Потом я провалился чёрт знает куда, целую вечность барахтался в галлюцинациях и всякой абстрактной, ирреальной всячине, пока не обнаружил себя в странном месте. Описать его можно следующими словами:
«Вокруг бушевала гроза. По выжженному полю, простирающемуся во все стороны на десятки километров, носились угольно-черные пылевые вихри, словно высасывая из почвы языки пламени. Огонь поднимался до огромных высот и почти касался мрачных тёмно-фиолетовых туч, а сверху беспрестанно лились потоки воды. Дождевая вода боролась с огнем, и кое-где испещренная трещинами поверхность поля уже превратилась в непроходимые болота. Над болотом поднимался зеленоватый туман, поднимался ровно, словно вокруг не свирепствовал ветер и многочисленные торнадо. Одинокие обугленные деревья, жалкие и уродливые, нагнувшиеся почти до земли, стонали под напором ветра; стволы некоторых из них ломались у самого корня, и деревья улетали прочь, подхваченные силой урагана. Всполохи молний на мгновение подсвечивали летящие высоко и очень быстро темно-фиолетовые тучи, рваные и лохматые, кажущиеся невероятно тяжелыми».
