Довольны были жители своим головой. Распорядительный он человек, решительный. Крепко держит дело в своих руках.
Однако прошло какое-то время, стали замечать люди: тот голова и вроде уже не тот. Все под себя гребет Фома Вскинь Рука, все к себе тянет. Бобровые гоны свои незаконно расширил. Уточные ловища раздвинул. На посаде, помимо одной лавки, скрытно две новых еще открыл.
Ясно — злоупотреблял он своим положением.
А тут и еще одно: принюхались как-то люди — пахнет от Фомы пивом. Принюхались второй раз — снова пахнет. А потом уже и принюхиваться не надо было. За версту от него разит.
Загулял, не удержался в слабостях человек. Море стало ему по колено.
Ясно — ошиблись при своем выборе люди.
То ли кто-то донес в Москву о пинегском излюбленном голове, то ли молва сама за тысячу верст туда добежала. Только прибыли как-то из Москвы, из какого-то приказа, чиновные люди. Проверили, как ведет себя на Пинеге излюбленный голова.
Все подтвердилось: бобровые гоны нечестным путем увеличил, утиные ловища расширил, в городском посаде две новые лавки скрытно держит. А главное: нарушая все спиртные правила и законы, пиво и пьет, и варит.
Скорым был суд у приказных людей.
Приказали они Фоме сварить сорок ведер пива.
Не понимает Фома, в чем дело. Сварил.
Приказали наполнить пивом огромную бочку.
Не понимает Фома, в чем дело. Наполнил.
— Раздевайся! — сказали Фоме.
Разделся Фома. Схватили его приказные люди и утопили в пиве. Жил человек. И нет человека. Жестокое время. Суровый век.
Взятка
Попала к царю Ивану жалоба. Писал ее горожанин Никита Ветка. Жаловался на городские власти, а точнее, на дьяка Разбойного приказа Мелентия Никуду. Разбойный приказ ведал делами судебными.
Писал Никита Ветка, что засудил понапрасну Мелентий Никуда его брата Ермилку Ветку. И теперь Ермилка безвинно в остроге мается.
А дело в том, что кто-то у кого-то увел быка. Похититель нашелся. Быть бы в суровом ему ответе. Однако родные оказались у него богатыми. Подкупили они судью Мелентия Никуду. Дали большую взятку.
Оправдал Никуда похитителя. Виновным объявил Ермилку Ветку.
«А Ермилка вовсе тут ни при чем. Не уводил он того быка», — писал о брате Никита Ветка. И дальше о том, что он — его брат Ермилка Ветка — в Москве в ту пору и вовсе не был.
А ходил он за сто с лишним верст от Москвы в Иосифо-Волоколамский монастырь поклониться святым иконам. И есть, мол, тому свидетели.
«Рассуди, государь, — просил Никита Ветка. — Тот дьяк из Разбойного приказа Мелентий Никуда, раз он взятки берет, выходит, и сам разбойник».
— Дознаться, — приказал Иван Грозный, ознакомившись с жалобой.
Устроили царские приближенные сыск. Все подтвердилось.
Не виновен Ермилка Ветка. Не уводил быка. Откупился виновник истинный. Принял дьяк Мелентий Никуда взятку.
Привели Мелентия Никуду к Грозному.
Пытался было он оправдаться:
— Взятка! Какая взятка?!
Тогда крикнул Грозный пыточных мастеров. Бухнулся взяточник в ноги царю, во всем признался:
— Бес попутал. Бес попутал.
— Разбойник! — кричал Иван Грозный. Руки тряслись. Борода дергалась. — Лихоимец!
Грозный царь Иван Грозный. Приказал он со взяточника кожу содрать с живого.
Кое-кто заступиться пытался было за Никуду. Мол, и дороден, и сановит. И дело неплохо знает. Да и взятка невелика.
Непреклонен был государь:
— Цыц! Разве дело в том: велика, мала. Разбойное время. Разбойное семя.
Повторил он суровый приказ.
Бросили Мелентия Никуду на плаху. Содрали с живого кожу.
Рука к руке тянется
В мае 1553 года три английских корабля покинули родину и вышли в открытое море. Капитаном одного из судов был Ричард Ченслер.
Далекий путь предстоял английским мореплавателям. Двинулись они северными морями на восток. Надувает упругие паруса суровый северный ветер. Плывут корабли в неведанные места, в незнакомые земли.
Неудачно сложился путь кораблей. Во время одной из бурь их разнесло в разные стороны. Не смог капитан Ричард Ченслер найти других. Стал продвигаться вперед один. Продолжали идти на восток и два других корабля. Шли они до глубокой осени. А когда начались морозы, причалили к пустынному берегу и здесь зазимовали. Трагически закончилась зимовка английских моряков. От лютой стужи все они погибли, замерзли.