26. Турки, англичане и прочие гангстеры
Итак, мы остановились на том, что бюрократ Филипп II, прислушиваясь к своему штатному духовнику, предпочел стать, как выражались в те времена, защитником истинной религии, а не той Испании, что была у него в руках. То есть вместо того чтобы заниматься тем, что должно, а именно: обеспечить своим подданным посадочные места в поезде современности, что уже давал гудки на горизонте, – он посвятил себя попытке, причем как за пределами страны, так и внутри ее, пустить этот поезд под откос. Короче говоря, будущего он не понял. А еще не понял того, что обитатели островов, расположенных на северо-востоке Европы и называемых Британскими, умевшие воевать с отчаянной храбростью (историческим следствием их полного одиночества перед всеми врагами), являлись составной частью этого будущего, которая скоро превратится на несколько веков в постоянный кошмар Испанской империи – кошмар бешеной собаки, вцепившейся в собственный хвост. В отличие от Испании, которая, несмотря на огромные заморские владения, никогда всерьез не смотрела на море как на путь торговли, войны и власти, а когда захотела этим путем овладеть, сама же его и угробила своей коррупцией, медлительностью и некомпетентностью, англичане – как и голландцы, но уже со своей стороны – довольно быстро смекнули, что флот подходящего качества и умелые моряки – как раз то, что нужно, дабы объять весь мир. А поскольку мир в тот момент был испанским, столкновение интересов было совершенно неизбежно. Основной ареной этого столкновения стала Америка, так что, развязывая войны и пиратствуя, английские моряки, засучив рукава, приступили к грабежам, грея руки за наш счет. Эти и другие подобные обстоятельства побудили Филиппа II начать карательную экспедицию, которую сам он обозначил как Английское предприятие, а англичане, по приколу, назвали Непобедимой армадой. Это был целый военный флот, призванный разгромить флот английский, высадиться на вражеском берегу, сделать отбивную из верноподданных Елизаветы I (к тому времени англичане были уже не католиками, а англиканами) и поставить все на свои места. Подтверждением тому, что мы никогда не меняемся, служит вот что: с целью добиться координации действий разных капитанов – каждый из которых был себе на уме – и их подчинения единому центру принятия решений, во главе всего предприятия был поставлен Медина-Сидония, ни бельмеса не понимавший в мореплавании, но зато – герцог. Так что представьте себе кашу, которая заварилась. И ее результат. Главный фокус был в том, чтобы взять неприятеля на абордаж, а там уж испанская пехота, все еще непобедимая в контактном бою, себя бы показала; но англичане, продемонстрировав чудеса маневрирования, держались на отдалении и палили себе из пушек, не давая нашим подойти ближе. Ко всему прочему эти блондины то и дело использовали одно словечко, а именно «патриотизм» (что вряд ли часто услышишь в Испании, где у этого термина критика неблагожелательная). И словечко это еще сослужит им добрую службу в будущем: как в борьбе против Наполеона, так и против Гитлера, да хоть против черта лысого, в то время как нам, испанцам, оно вряд ли служит для чего-то еще, кроме как для того, чтобы с привычным энтузиазмом палить друг в друга. Дело в том, что подданные Ее Величества отбивались всеми четырьмя конечностями, а еще им улыбнулась удача – премерзкая погода истрепала испанскую флотилию в клочья. А вот где нам повезло несколько больше, так это в Средиземноморье, с турками. Османская империя была тогда потрясной до невозможности. Ее пираты и корсары (с помощью Франции, которой мы регулярно, чуть не через день, задавали неслабую взбучку, поэтому она не упускала случая нам подгадить) давали нам прикурить где ни попадя, осложняя и навигацию, и торговлю. В ответ была создана коалиция в составе Испании, Венеции и Папской области. И объединенный флот под командованием брата короля Филиппа, дона Хуана Австрийского, в Лепантском проливе, что сегодня принадлежит Греции, вступил в морское сражение, которое в нашей военной историографии занимает то же место, что у англичан – Трафальгар или Ватерлоо, у французов – Аустерлиц, а у русских – Сталинград. И Лепант, право слово, вышел в нашем стиле: накануне сражения, кроме молитв и месс, призванных гарантировать покровительство Божие, Филипп II посоветовал своему брату в случае наличия среди солдат и моряков его эскадры содомитов, немедленно сжечь их на первом же участке твердой суши, который им встретится. Но Хуан Австрийский, у которого были и другие заботы, советом пренебрег. Как бы то ни было, к сражению при Лепанте Бог руку приложил. В тот день испанская пехота, включая и содомитов, рубилась в кровопролитнейшем сражении со свойственной ей яростью, перемалывая турок «при самом удобном случае, который когда-либо видели прошедшие века». Автор этой фразы – один из тех железных людей: он был серьезно ранен и потерял руку, находясь в самом пекле того сражения. Его зовут Мигель де Сервантес Сааведра, и много лет спустя он напишет самый гениальный и самый важный на свете роман. Однако ж до самой своей смерти гордиться он будет именно тем, что сражался при Лепанте.
