Затем по тюрьме поползли зловещие слухи, их распространяли сами стражники. Говорили, что к городу приближается чужеземное войско, что оно уже стоит лагерем на равнине Пизе, что в Каире готовится измена – город сдадут без боя, что господа, улемы и торговцы в страхе за свое богатство готовятся открыть ворота и уже подкупили военачальников. Говорили, что вражеский генерал вот-вот войдет в город через ворота Баб аль-Хадид. С этого времени род Фатимидов лишится трона, в Каире, как и в Багдаде, будут править халифы Аббасиды, и в молитвах будет упоминаться их имя. «Так вот что уготовил мне Барджаван, – подумал халиф, – вот что предвещал талисман моего отца и вот почему на небе померк Фаруис[6]! Но пришло время посмотреть, что может сделать мое слово и буду ли я побежден, как некогда назарянин».
Приближался вечер. Узники Маристана собрались во дворах на обычную молитву. Хаким обратился сразу к безумцам и к преступникам, которых разделяли решетчатые ворота; он сказал им, кто он есть на самом деле и чего он от них ждет, сказал с такой властностью и убежденностью, что никто не посмел усомниться в его словах. В мгновение ока тысячи рук сломали решетки, и смертельно перепуганные стражники сами открыли двери, ведущие в мечеть. Халифа внесла туда на руках толпа отверженных, в которых его голос вселял надежду и смелость.
– Вот халиф! Вот подлинный повелитель правоверных! – кричали заклейменные людским судом.
– Вот Аллах! Он идет творить божий суд! – горланили сумасшедшие. Двое из них встали по обе стороны от Хакима и кричали:
– Идите все на суд, который вершит владыка наш Хаким!
Собравшиеся в мечети правоверные сперва не могли понять, что нарушило их молитву, но из-за общего беспокойства, вызванного приближением неприятеля, все были готовы к любому повороту событий. Одни разбежались, сея тревогу по улицам, другие кричали: «Сегодня день Страшного Суда!». Услышав эти слова, возрадовались самые бедные и страждущие: «Наконец-то, Господи, наконец пришел Твой день».
Когда Хаким показался на ступенях мечети, от лица его исходило сияние; его длинные и развевающиеся волосы вопреки обычаю мусульман ниспадали на пурпурную мантию, которую кто-то из сопровождающих накинул ему на плечи. Даже евреи и христиане, которых всегда много на улице Сукария, пересекающей базар, пали ниц, говоря:
– Это или настоящий мессия, или антихрист. В Священном Писании сказано, что он придет через тысячу лет после Христа!
Некоторые узнали государя, но они не могли взять в толк, как он оказался в центре города, тогда как, по общему мнению, он в это время вел войска против неприятеля, стоявшего на равнине, вблизи пирамид.
– О мой народ! – обратился Хаким к обступившим его беднякам. – Вы – мои истинные сыны. Это не мой, это ваш день настал. Опять, в который раз, пришли времена, когда глас небесный утратил власть над душами человеческими, времена, когда добродетель оборачивается преступлением, слава – стыдом, мудрость – безумием, когда все идет наперекор правде и справедливости. Но и в такие времена голос свыше просветляет умы, как молния перед громом, и тогда раздается клич: «Сгинь, Енох, город детей Каиновых, город нечестивцев и тиранов! Горе тебе, Гоморра, горе вам, Ниневия и Вавилон, горе тебе, Иерусалим!» Этот клич не смолкает, он звучит из века в век и несет возмездие отступникам, но всегда есть время покаяться… Изо дня в день сокращается это время, и гром ударяет сразу вслед за молнией. Так покажем сейчас, что и слово – оружие и что наконец наступит царствие, приход которого предвещали пророки. Вам, дети мои, отдаю я этот город, разжиревший на обмане, ростовщичестве, несправедливости и грабеже; вам отдаю эти награбленные сокровища, эти украденные богатства. Покарайте эту преступную роскошь, эту ложную добродетель, эти заслуги, купленные за золото, это предательство, которое, прикрываясь словами о мире, продало вас врагу! Огню, огню предайте этот город, который мой предок Муизз ли Диналлах основал под знаком победы (кахира) и который стал теперь символом вашей трусости!
Кого – бога или властелина – видела в нем толпа? Нет сомнения, им руководил Высший Разум, который выше людского суда; в противном случае его гнев разил бы без разбору, как злая воля освобожденных им преступников. В считанные мгновения пламя поглотило базары, вплоть до кедровых крыш, и дворцы с их резными террасами и легкими колоннами; самые богатые горожане Каира бежали, оставив народу свои дома на разграбление. Страшная ночь, когда государев гнев вылился в мятеж, а десница божья карала адским мечом!
