В раннем Средневековье, начиная с 300 г., картография, подобно Римской империи, была «обращена» в христианство и поглощена им. Еще в 150 г. Клавдий Птолемей на своем рабочем месте в Александрийской библиотеке видел, должно быть, знаки и предвестники этого процесса, первые признаки беспорядков и разложения Римской империи, смятения и неуверенности в массах.
Начиная с 27 г., когда Октавиан объявил себя Августом Цезарем, империя римлян процветала. Не успели высохнуть чернила на тексте Птолемеевой «Географии», как Средиземное море превратилось в Римское озеро; его со всех сторон окружали римские провинции и территории, платившие цезарю дань. Для римлян Mare Nostrum и правда стало «Нашим морем». От берегов Средиземного и Черного морей веером расходились прекрасные дороги, образовывавшие сложную сеть; по большей части этих дорог можно было проехать в любое время года. Как следует размеченные и хорошо охраняемые, они протянулись через весь населенный мир от Британии и Испании на западе до реки Евфрат на востоке. Это было недвусмысленное приглашение в путь, и оно не осталось без ответа. Тем временем Средиземное море было очищено от пиратов, и по всему побережью началась бойкая торговля. Фактически в это время в этом районе путешествия – и деловые, и ради развлечения – были безопаснее, чем когда бы то ни было до или после, вплоть до появления пароходов. Дело облегчалось еще и тем, что на общем языке – греческом – говорили во всех торговых городах, что общая система законов связывала провинции воедино и что единая государственная монета служила законным платежным средством везде, куда только мог поехать здравомыслящий римлянин.
Но, несмотря на видимость внешнего порядка, в империи не все было ладно. На границах ощущалось постоянное давление варваров Германии и Персии. Внутренняя ситуация тоже была сложной. Медленно, но верно власть в империи переводилась на военную основу, несмотря на попытку Марка Севера Александра возродить «конституционное» правительство. Интриги, и гражданские, и военные, были в порядке вещей, а плоды пожинал успешный военачальник, часто необразованный провинциал. На некоторое время сенаторов сменили всадники; гражданская администрация оказалась поглощена армией, которая свободно ставила и убирала императоров. Интеллектуальная жизнь пришла в упадок, и стоицизм – преобладающая философия романского мира – вынужден был конкурировать с всевозможными восточными культами; они вползали в обиход вместе с другими экзотическими вещами, которые привозили издалека путешественники-миссионеры.
Народ оказался готов к новой философии или, вообще говоря, к чему угодно, что помогло бы людям забыть собственные проблемы; все, кроме самых богатых землевладельцев, были задавлены непомерными налогами. Труд и собственность оценивались в единицах земли способной родить пшеницу. В суды, почти прекратившие свою деятельность, никто уже не обращался за помощью, и у вольноотпущенника, если он не хотел стать крепостным в крупном имении, выбор был небольшой – бежать из страны или уйти в монастырь. Ремесленников и купцов тщательно контролировали и облагали налогами по полной программе, так что у людей не оставалось никакого стимула хорошо работать – да и вообще работать, коли на то пошло. В этих обстоятельствах массы потеряли интерес к своему правительству, к своей религии и к самой своей жизни. Вторжение варваров, вместо того чтобы внушать ужас, могло показаться желанным облегчением гнета. Новый языческий культ с Дальнего Востока, фантастический по концепции и суровый к своим приверженцам, по крайней мере, нес с собой перемены.
Упадок классической учености и растущее отчаяние масс сделали Рим чрезвычайно восприимчивым к новым веяниям и оккультным философиям, потихоньку проникавшим в империю. Отовсюду беспрепятственно приезжали миссионеры и активные приверженцы новых сект, жрецы и пророки. Все дороги вели в Рим – город-любитель и защитник культов, центр римской мощи, трибуна, с которой любой проповедник мог прокричать на весь мир о своих религиозных взглядах. К умирающим религиям Древней Греции и Древнего Рима, которые в значительной степени лишились влияния, добавился культ Кибелы с его таинственными обрядами, впадением в транс и ритуальным безумием, с его гимнами и оргиастическими танцами. Из Египта пришел культ Изиды, к тому времени уже хорошо организованный: с готовыми молитвенниками и служебниками, с тщательно разработанным церемониалом. И одновременно из ниоткуда – казалось, из пустоты – появилась новая религия, которая, как стало вскоре ясно, угрожает всем остальным: ее одновременно боялись и ненавидели, о ее последователях говорили как о «третьей расе». Религия эта называлась христианством; в центре ее находилась фигура назареянина по имени Иисус, которого называли «помазанником»
