Наступает пауза; в моей темной комнате нет ни одного звука, кроме странного гула аркана. Я могу чувствовать, как Люсьен размышляет на другом конце.
— Справедливо, — говорит он наконец. — Я хочу дать аркан и ей тоже. Я осознал, что это единственный способ быть в курсе того, что с ней происходит.
— Великолепно! — говорю я. — Так ты даешь ей аркан, и я не при делах?
Люсьен мягко усмехается. — Нет, боюсь, что нет, — говорит он.
Полагаю, не следовало ожидать, что могу так легко соскочить. — Хорошо, но как она получит аркан, если я что-то сделаю?
— Это не твоя проблема. Увидимся завтра вечером, — говорит он, аркан замолкает и падает на одеяло.
Я падаю обратно на подушку, проклиная Циан и день, когда я встретил ее.
Я знаю, что мне придется ехать на бал Курфюрста с одной машине с Карнелиан и ее компаньоном.
Не могу придумать чего-либо более тошнотворного. Поэтому я покидаю дворец пораньше и собираюсь на бал дома у Пери.
Он наливает нам обоим выпивку, пока я поправляю свою бабочку — искусство, которое я постиг в двенадцатилетнем возрасте. Отец был абсолютно бесполезным инструктором. Мне пришлось заставить одного из Ратников показать мне.
— Слышал, что у тебя будет сестричка, — говорит Пери. — И жена?
— Тьфу. — Естественно, новости, должно быть, распространились подобно лесному пожару после всех этих встреч со всеми этими девушками. — Не напоминай мне. Ни о том, ни о другом.
Пери потягивает свой напиток. — Эй, может, через несколько дней снова вдарим по «Призовой Жемчужине»? Думаю, у Циан к тебе были серьезные намерения.
Он подмигивает, будто я должен быть счастлив об этом слышать. Я знаю, что за намерения у Циан. Очень, очень опасные намерения.
— Может быть, — говорю я небрежно. — Я не то чтобы очень ею проникся, честно говоря.
— Чего? Вы двое все время обнимались.
Я пожимаю плечами.
Во взгляде Пери проскальзывает озорная искра. — Другая девушка?
Если бы он только знал, что «другая девушка» — суррогат моей матери. И я шпионю за ней для фрейлины.
— Нет, — говорю я решительно. — И в чем смысл? Если мне предстоит жениться.
Пери пожимает плечами. — Это не означает, что тебе не позволено развлекаться. Я знаю, что моя мать постоянно изменяет отцу. С Ратниками, с некоторыми лакеями, однажды с…
— Я понял, понял, — говорю я, содрогаясь. Не хочется представлять Леди Ручья с Ратником или кем-либо другим. Пери смеется.
— Все, о чем я говорю, — продолжает он, — ты не обязан хранить верность после свадьбы. Просто не спи с нестерилизованной женщиной, и все будет в порядке.
Это должно поднять мой дух, но по какой-то причине это приносит мне ощущение, будто мне нужно принять душ.
— Как романтично, Пери, — говорю я сухо.
По пути на бал мы подбираем Джаспера и пару других парней — никто из нас не захотел появляться со своими семьями. Я вижу Мать, разговаривающую с Графиней Розы; суррогат покорно стоит рядом с ней. Отец в углу напивается с дядей Бериллом. У меня хорошее предчувствие, однако мне лучше сделать его посильнее, если я собираюсь проделать то, что необходимо. Люсьена нигде не видно, хотя для меня не стало бы сюрпризом, если он наблюдает за всем этим делом из какой-нибудь потайной комнаты.
У суррогата много булавок в волосах — Аннабель проделала прекрасную работу. Утонченно, и в то же время элегантно. Я предполагаю, что мой лучший вариант — выдернуть одну из них.
Два виски, после четыре бокала шампанского, и мне представляется прекрасная возможность. Компаньон приглашает Мать на танец, оставляя суррогата одну с Карнелиан и Графиней Розы. Я по-прежнему не вижу Люсьена, но я не собираюсь ждать. Я испорчу ей прическу и покончу с этим.
Я хватаю Пери и начинаю с ним танцевать, прокладывая путь через толпу; мои друзья, улюлюкая, следуют за нами. Я отпускаю Пери, как только достигаю Герцогини — два шага, и я падаю прямо на суррогата. Она роняет свой бокал шампанского и кричит «Ох!», когда я выдергиваю несколько булавок и бросаю их на пол.
— Гарнет, — резко заявляет Графиня Розы. Джаспер, Пери и остальные смотрят вниз, сконфуженные присутствием представителя Дома-Основателя. Но я сам из Дома-Основателя. И я сделал это! Я дотронулся до суррогата, и никто не пригрозил отрубить мне руки.
