Другая причина противоречий была обусловлена общим свойством всех разновидностей государственно-монополистического капитализма; она коренилась в том, что фашистам как правящей партии приходилось непосредственно иметь дело с более обширным комплексом задач, чем монополистам, которым нередко застилали глаза групповые или фирменные интересы. Фашистским заправилам нужно было постоянно поддерживать престиж среди широких масс населения, особенно среди мелкой буржуазии и средних слоев. Поэтому они иногда предпринимали действия, которые вызывали неудовольствие тех или иных монополий, хотя в конечном итоге были направлены на упрочение режима, представлявшего собой форму господства наиболее могущественных фракций монополистического капитала.
Гораздо глубже и острее было противоречие между политической функцией и социальным базисом фашизма. Обычно оно проявлялось с особой силой в период консолидации режимов, когда рассеивалась демагогическая пелена и четко проступала их классовая сущность. Претендуя на роль «третьей силы», якобы представляющей альтернативу и социализму, и капитализму, фашисты собирали под свои знамена значительные контингенты, преимущественно из промежуточных слоев. После установления фашистских режимов происходило устранение тех элементов, которые всерьез воспринимали демагогическую фразеологию главарей. Один из аспектов пресловутой «ночи длинных ножей» 30 июня 1934 г. заключался, как мы видели, в ликвидации недовольных штурмовиков, требовавших «второй революции». Задолго до этого Муссолини расправился со сторонниками «второй волны», итальянскими фашистами «первого часа», которых не устраивала политика дуче после «похода на Рим». Что касается франкистской Испании, то там противоречие между мелкобуржуазными и люмпен-пролетарскими элементами, с одной стороны, и верхушкой режима — с другой, нашло известное отражение во фронде «старых рубашек».
Однако, несмотря на тот факт, что мелкобуржуазный базис фашизма приносился в жертву монополиям, фашистским главарям удавалось (с разной степенью успеха) сохранять массовую опору, искусно сочетая террор с социальной и националистической демагогией. Пропаганда корпоративизма, стремление затушевать социальные различия при помощи ложного в тех условиях понятия «рабочие умственного и физического труда», культивирование идей расового и национального превосходства — все это было призвано создать впечатление, будто в фашистских государствах повышается социальный статус, растет престиж средних слоев и рабочего класса. Реальной компенсацией для представителей массовой базы фашизма стали места на нижних и отчасти средних ступенях неимоверно разросшегося государственно-административного аппарата. Наибольший иммунитет по отношению к фашистской демагогии проявил рабочий класс, из которого рекрутировались основные силы Сопротивления.
Главным критерием для типологии государственно оформившегося фашизма может служить степень концентрации власти в руках фашистской верхушки и сросшихся с ней экстремистских фракций монополистического капитала. Она зависит от комплекса взаимосвязанных факторов: от уровня экономического развития страны, социальной структуры населения, силы антифашистского Сопротивления, степени относительной самостоятельности фашистского аппарата власти, места собственно фашистской элиты по сравнению с традиционными господствующими классами в структуре режима, от масштабов империалистических притязаний.
В Германии нацистская партия подчинила себе государственно-бюрократическую машину в процессе сращивания с ней. Хотя итальянские фашисты пришли к власти намного раньше нацистов, они менее преуспели в создании неограниченной диктатуры. «Степень поглощения гражданского общества фашистским государством в Германии была значительно выше, чем в Италии. Существенно большей, чем в Италии, была концентрация власти»[1714], — пишет А. А. Галкин, сопоставляя два главных фашистских режима. В отличие от гитлеровской Германии в муссолиниевской Италии при сращивании фашистской партии с государственным аппаратом приоритет принадлежал последнему. Традиционная политическая элита сохранила в Италии более или менее прочные позиции. Это сказалось 25 июля 1943 г., когда традиционные консервативные круги сравнительно легко осуществили дворцовый переворот и убрали Муссолини. Между тем в Германии, где нацистская партия буквально пропитала всю общественную структуру, верхушечный заговор 20 июля 1944 г. провалился самым жалким образом.
