Но вскоре и его положение пошатнулось. Возмездие неожиданно пришло со стороны Елизаветы Петровны. Народ с сожалением вспоминал о давно прошедших временах Петра I, а вспоминая их, невозможно было не вспомнить о дочери великого реформатора. Анна Леопольдовна понимала реальную опасность, исходившую от Елизаветы, и наметила в отношении ее свой план: выдать цесаревну замуж за принца Людовика, брата своего мужа Антона Ульриха. В то время Людовик готовился стать герцогом Курляндским, и таким образом, выйдя за него замуж, Елизавета удалялась от двора в Курляндию, так что возвращение ее было бы чересчур затруднено и даже невозможно. Но Елизавета, твердая в своем решении никогда не выходить замуж, категорически отказалась от этого брака. Она понимала всю опасность своего положения. Это подтвердил разговор Елизаветы с Анной Леопольдовной, состоявшийся 23 ноября 1741 года. По свидетельствам историков, Анна Леопольдовна тогда напрямую спросила у Елизаветы, не собирается ли она совершить переворот. Елизавета ответила отрицательно. Разговор регентши и цесаревны вышел очень трогательным и душевным, и Анна Леопольдовна успокоилась – гораздо опаснее Елизаветы она считала ее племянника, внука Петра Великого, жившего в Голштинии (впоследствии стараниями императрицы Елизаветы Петровны этот мальчик станет наследником престола, великим князем Петром Федоровичем, а еще позднее – императором Петром III).
Но инстинкт самосохранения заставил дочь Петра I действовать. Ситуация накалялась. Все были недовольны, и это недовольство действительно не могло привести ни к чему другому, кроме как к очередному перевороту.
Недовольство Анной Леопольдовной вызвало сильное брожение в дворянстве и гвардейских полках. Правительство попыталось отослать гвардейские войска к границам Финляндии. Близкие к цесаревне люди – Михаил Илларионович Воронцов, Алексей Григорьевич Разумовский (фаворит Елизаветы), братья Александр и Петр Шуваловы, Иоганн Герман Лесток (лейб-медик Елизаветы) – поняли этот маневр Остермана и начали настаивать, чтобы Елизавета немедленно с помощью гвардии произвела переворот. Елизавете Петровне трудно было решиться на это. Но все-таки, поборов страх, она уступила настойчивым требованиям гвардии.
Между 11 и 12 часами ночи 24 ноября 1741 года явились гренадеры, которые поклялись на верность Елизавете. Она плакала, обещала, что отменит все смертные приговоры. После молитвы она взяла крест, вышла к гренадерам и привела их к присяге, сказав: «Когда Бог явит милость свою нам и всей России, то не забуду верности вашей, а теперь ступайте, соберите роту во всякой готовности и тихости, а я сама тотчас за вами приеду». Был уже второй час ночи 25 ноября, когда Елизавета, надев кирасу на свое платье, села в сани и отправилась в казармы Преображенского полка в сопровождении Михаила Воронцова, Иоганна Лестока и Шварца, своего старого учителя музыки. Прибыв в казармы, Елизавета еще раз поклялась в верности гвардии, гвардейцы, в свою очередь, – ей, и все отправились в Зимний дворец. По пути арестовали генерал-фельдмаршала Миниха, графа Головкина, барона Менгдена. Под домашний арест были посажены Левенвольде и его друг, генерал-лейтенант Степан Лопухин. 30 гренадеров ушли арестовывать Остермана. В конце Невского проспекта, когда уже стали приближаться к Зимнему дворцу, гренадеры посоветовали Елизавете, во избежание шума, выйти из саней и идти пешком. Но быстро она идти не могла. Тогда гренадеры понесли ее на руках. Пришли прямо в караульное помещение. Охрана присягнула Елизавете.
Однако четыре офицера отказались это сделать, тогда их арестовали. Во дворце никакого сопротивления никто не оказал. Войдя в комнату Анны Леопольдовны, в которой обычно спала также ее фрейлина и подруга Юлиана Менгден, Елизавета сказала Анне: «Сестрица, пора вставать». Увидев за Елизаветой гренадеров, Анна Леопольдовна догадалась, в чем дело, и стала умолять цесаревну не делать зла ее детям и подруге Менгден. Елизавета отправила ее в свой дворец. За нею в двух других санях отвезли туда же маленького Ивана Антоновича с новорожденной сестрой Екатериной. Рассказывали, что Елизавета, взявши на руки спеленутого императора, целовала его и говорила: «Бедное дитя, ты вовсе невинно, твои родители виноваты».
