3. Исчезли также показания старых большевиков Опарина и Дмитриева о сцене допроса Сталиным
Л. Николаева 2 декабря, когда убийца заявил, что к покушению на жизнь Кирова его побудили и готовили сотрудники НКВД. Тогда энкаведисты жестоко избили Николаева и в бесчувственном состоянии доставили его в тюрьму. В материалах расследования были свидетельства тюремных врачей.
Что касается мотивов покушения, то т. Катков заявил, будто Николаев совершил убийство исключительно ради личной мести и что Сталин к этому не имеет никакого отношения.
4. Пропало полученное в ходе расследования заключение о причине смерти телохранителя
С. М. Кирова – Борисова, который погиб не от удара о какую-либо плоскость, а от удара по голове металлическим орудием.
5. По свидетельству водителя грузовика, сидевший рядом с ним сотрудник НКВД вырвал у него из рук руль и направил машину на стену склада, но шофер успел перехватить руль и предотвратить аварию. Это свидетельство, по словам т. Каткова, тоже отсутствует.
6. Круглосуточно находившийся при Николаеве в камере сотрудник ГПУ Кацафа написал в комиссию, что убийца согласился дать следствию требуемые от него показания о якобы существующем «троцкистско-зиновьевском центре» только после обещания сохранить ему за это жизнь.
7. На суде под председательством Ульриха Николаев сначала отказался от вымученных у него показаний и заявил, что никакого центра не было… О происходившем на суде дала также показания комиссии присутствовавшая в зале суда знакомая Ульриха. Ее свидетельство, так же как и приведенные выше показания Кацафы, исчезли…
8. В ходе нашего расследования в личном архиве Сталина обнаружен собственноручно им составленный документ со списками двух сфабрикованных им троцкистско-зиновьевских террористических центров – ленинградского и московского. Причем Зиновьев и Каменев были вначале помещены Сталиным в ленинградский, потом переставлены в московский центр, так же как и другие участники вымышленных центров. Этот документ был передан нам заведующим личным архивом Сталина как особо секретный.
Графологическая экспертиза Прокуратуры СССР подтвердила, что рукопись составлена собственноручно Сталиным. Два сотрудника Ленинградского управления НКВД показали, что в 1934 году, 3 декабря, Сталин вызвал их с картотеками на зиновьевцев и троцкистов. Сталин располагал кроме того списком 22 бывших оппозиционеров, которых начальник УНКВД Медведь представлял С. М. Кирову для визы на арест. Однако Киров в санкции отказал. В присутствии этих сотрудников НКВД Сталин и сфабриковал состав террористических центров.
Этих свидетельств, по словам т. Каткова, в деле нет. Он уверял также меня в том, что упомянутая рукопись принадлежит не Сталину, а руке Ежова.
Фотокопия сталинской рукописи и акт графологической экспертизы были разосланы вместе с итоговой запиской всем членам Президиума ЦК.
Нет возможности перечислить все факты и случаи подлога и исчезновения решающих документов.
К сожалению, Н. Катков и его помощники оказались в плену сфальсифицированных в свое время материалов. После шести месяцев работы они обратились ко мне впервые с готовым заключением. Это заключение по существу подрывает постановление Президиума ЦК о пересмотре всех судебных процессов 30-х годов и наносит удар по престижу партии в самый ответственный период перестройки».
Данный список выглядит внушительно и для многих является неоспоримым доказательством причастности Сталина и работников НКВД к смерти
С. М. Кирова. Если пропадают важнейшие документы – значит, на то есть причины, а именно: желание скрыть истинное положение дел. Но было бы даже странно, если бы не нашлось контраргументации. А именно – большая часть списка – это попытка выдать желаемое за действительное. Вообще же те, кто придерживается версии, что Леонид Николаев был убийцей-одиночкой, считают, что расследования комиссий, созданных после ХХ съезда, являются частью «антисталинской истерии», развязанной Хрущевым. Мотивы – как политические, так и личные. К первым можно отнести желание укрепить свою власть, ко вторым – стремление отомстить Сталину за годы унижений, когда жизнь Хрущева, как и других его коллег по политбюро и ЦК, зависела от одного слова вождя.
