Прежде всего хочется разграничить две главные «статьи обвинения»: масонство и Мальтийский орден – две абсолютно разные, если так можно выразиться, вещи, даже антагонистичные друг другу. Но к обеим идеям Павел I имел прямое отношение. Какое? Тут необходим небольшой экскурс в историю.
Масонские идеи в то время просто витали в воздухе. Надо сказать, что Орден вольных каменщиков пребывал после смерти Екатерины в состоянии напряженного ожидания того, как определится его дальнейшая судьба. Многое было поставлено на карту, решалось, быть ли масонству в принципе. Российское масонство, разгромленное Екатериной II, пребывало в добровольном молчании («силануме» по терминологии ордена), растерянности и бездействии. «Усердие к царственному ордену везде угасло, и священные его работы пришли в упадок», – говорилось в одном масонском издании.
Сухой, ясный и насмешливый ум Екатерины не позволял ей отнестись к масонству с доверием и сочувствием. Она изучила масонскую литературу и сочинила на братьев каменщиков три сатирические комедии. Впрочем, наступили дни, когда ей пришлось бороться с вредным, по ее мнению, сообществом иными средствами – арестами и ссылками. Расправа с Новиковым всем известна. Сами масоны объясняли эти кары тем, что следствием были установлены связи Новикова с цесаревичем Павлом в контексте планируемого свержения императрицы. Преступность этих связей в глазах Екатерины усугублялась также близостью Павла I к немецким дипломатическим кругам.
Какого-либо официального рескрипта о запрещении масонства в России в связи с делом Н. И. Новикова не последовало. Бо́льшая часть лож (шведские, розенкрейцеры), за исключением елагинских, к которым у Екатерины II было особое отношение, еще задолго до ареста Н. И. Новикова были вынуждены заявить о прекращении или приостановке своих работ. С прекращением в 1793 году по воле императрицы деятельности елагинских лож легальное масонство в России, можно сказать, исчезло вовсе. Однако в действительности масонские собрания в Петербурге прекратились только в 1794 году. В Москве же они продолжались еще дольше – вплоть до 1797 года. (По другим сведениям, собрания масонских лож в Петербурге также проходили не до 1794-го, а до 1797 года.)
Как всегда в таких случаях бывает, гонения только усугубили назревавший кризис русского масонства и открыли дорогу новым людям и идеям. В то же время тайный орден сохранил свои основные кадры и организацию, ложи были готовы к возобновлению масонской «царственной работы» и прежней деятельности.
В 1780-е годы Павел всерьез увлекся масонством. Как уже говорилось, воспитателем Павла был известный масон Никита Иванович Панин. Суеверие и мистицизм великого князя и трезвое здравомыслие его окружения (Н. И. Панин, Н. В. Репнин, А. Б. Куракин, Г. П. Гагарин и др.) легко мирились с тогдашней практикой «вольных каменщиков». В ложах не было строгой идейной дисциплины. Суть дела заключалась в одном – в отрицании материализма, с одной стороны, и в соперничестве с христианской церковью – с другой. Очевидно, митрополит Платон сознательно или невольно уступил своего воспитанника Н. И. Панину. И. В. Лопухин даже восхвалял в стихах графа Панина за то, что он ввел Павла в общество «вольных каменщиков»:
О старец, братьям всем почтенный,
Коль славно, Панин, ты успел:
Своим премудрым ты советом
В храм дружбы сердце царско ввел…
Грядущий за твоим примером,
Блажен стократно он масон…
Панин давал читать наследнику сочинения, где доказывалось, что император должен блюсти благо народа как некий духовный вождь, что он должен быть посвященным, ибо он помазанник Божий. Не церковь должна руководить им, а он церковью. Эти идеи смешались в экзальтированной голове Павла с той детской верой в Промысел Божий, которую он усвоил с младенческих лет. И вот Павел стал мечтать об истинном самодержавии, которое осчастливит весь народ. К тому же при всем этом масоны пытались связать свое движение со средневековыми рыцарскими орденами, уделяли большое значение мистике и ритуалам, что не могло не отразиться на влюбленном в рыцарские идеалы Павле.
