Каждый, кто читал "Девочку", понимает, какие причины не позволили Достоевскому ее написать. Разумеется, с точки зрения традиционной гуманистики мы совершаем сущее святотатство, уравнивая в правах машинную имитацию с подлинным творчеством; но битистика в самом деле неизбежно выходит за рамки классического канона оценок и ценностей, в котором подлинность текста имеет решающее значение, - поскольку мы можем доказать, что "Девочка" принадлежит Достоевскому "в большей степени", чем его собственный текст - "Император"!
Общая закономерность мимезиса такова: если автор полностью исчерпал стержневую для него конфигурацию порождающих смыслов ("страсть всей жизни"), или, в терминологии битистов, "пространство своих семофигур", то ничего, кроме вторичных текстов ("затухающих", "эхо-текстов") , мимезис уже не даст. Но если он чего-то "не досказал" (скажем, по биологическим причинам - из-за ранней смерти, или по социальным - из-за недостатка решимости) - мимезис способен воссоздать "недостающие звенья". Правда, конечный успех зависит еще и от топологии семофигур писателя; тут важно различать сходящиеся и расходящиеся семофигуры.
Обычный критический анализ текстов недостаточен для оценки шансов мимезиса в каждом конкретном случае. Скажем, литературоведы рассчитывали на миметическое продолжение творчества Кафки, но их надежды не оправдались; мы не получили ничего, кроме заключительных глав "Замка". Для битистов, впрочем, казус Кафки методологически особенно ценен; из анализа его семофигуры видно, что уже в "Замке" он подошел к крайним пределам творчества: три попытки, предпринятые в Беркли, показали, что машинные апокрифы "тонут" в многослойных "эхо-отражениях смыслов", в чем объективно проявилась экстремальность этого рода писательства. Ибо то, что читатель интуитивно ощущает как совершенство композиции, есть следствие равновесия, называемого семостазом; если аллегоричность чересчур перевешивает, прочтение текста становится непосильной задачей. Физическим аналогом подобной ситуации будет пространство, замкнутое таким образом, что звучащий в нем голос искажается вплоть до полного затухания - в ливне отовсюду идущих эхо-отражений.
Перечисленные выше ограничения мимезиса, несомненно, благодетельны для культуры. Ведь издание "Девочки" вызвало переполох не только среди людей искусства. Не было недостатка в Кассандрах, предрекавших, что "мимезис задавит культуру", что "вторжение машин" в средоточие человеческих ценностей будет губительнее и ужаснее любого вымышленного "вторжения из космоса".
Опасались, что возникнет индустрия "креативных услуг" и культура станет кошмарным раем: коль скоро первый встречный по первому своему капризу получает шедевры, мгновенно создаваемые машинными "суккубами" или "инкубами", которые безошибочно окукливаются в духов Шекспира, Леонардо, Достоевского... то рушатся все иерархии ценностей, ведь пришлось бы бродить по колено в шедеврах, как в мусоре. По счастью, подобный апокалипсис мы можем причислить к сказкам.
Мимезис, поставленный на промышленную основу, действительно повлек за собой безработицу, но лишь среди поставщиков тривиальной литературы (НФ, "порно", авантюрное чтиво и т.п.); там он и впрямь вытеснил людей из сферы интеллектуального производства; но вряд ли это особенно огорчит добропорядочного гуманитария.
C. Критика системной философии (или софокризия) считается пограничной зоной между областями битистики, получившими название "cis-humana" и "trans-humana". Эта критика, вообще говоря, сводится к логической реконструкции творений великих философов и, как уже говорилось, берет свое начало в миметических процедурах. Она получила зримое выражение (заметим, довольно-таки вульгарное) - благодаря применению, которое ей подыскали охочие до прибылей предприниматели. До тех пор пока онтологии Аристотелей, Гегелей, Аквинатов можно было благоговейно созерцать лишь в Британском музее, в виде светящихся "фигур-коконов", вделанных в куски темного стекла, трудно было усмотреть в этом что-то дурное.
Но теперь, когда "Сумму теологии" или "Критику чистого разума" можно купить в виде пресс-папье любых размеров и цвета, это развлечение, надо признать, приобрело пошловатый привкус. Наберемся терпения: эта мода пройдет, как и тысячи других. Конечно, покупателей "Канта, застывшего в янтаре", мало заботят поразительные философские открытия, которые дала нам бит-апокризия. Мы не станем излагать ее результаты: читатель найдет их в III томе монографии; достаточно заметить, что семоскопия - это поистине новый орган чувств, которым неожиданно одарил нас дух из машины, дабы позволить нам созерцать величайшие свершения духа.
