Однако в той же «Исповеди савойского викария» Руссо проявляет себя настоящим сыном своего времени, выражая свой ужас по отношению к жестокому еврейскому Богу воинств:
«Итак, если [Божество] учит нас только абсурдным и бессмысленным вещам, если внушает нам только чувство отвращения к себе подобным и страх к самим себе, если создает образ Бога сердитого, ревнивого, мстительного, пристрастного, ненавидящего людей, Бога войны и битв, всегда готового разрушать и испепелять, всегда говорящего о мучениях и карах, похваляющегося тем, что обрушивает кары даже на невинных, то такой жестокий Бог совершенно не привлекает мое сердце, и я воздержусь оттого, чтобы оставить естественную религию и обратиться в эту. Вы хорошо видите, что необходимо обязательно сделать выбор. Ваш Бог не для нас, сказал бы я его последователям. Тот, кто начинает с того, что выбирает себе один народ и отворачивается от всего остального рода человеческого, не есть общий отец человечества… »
Помимо этого Жан Жак многократно высказывается о евреях древности в традиционной манере: «самый подлый из народов», «низость этого народа, чуждого всех добродетелей», «самый подлый из народов, которые когда-либо существовали». Наконец, теологическое посредничество смущало этого апостола религии сердца как и многих его современников. Отсюда это знаменитое восклицание: «Сколько людей между Богом и мной!»
Но Руссо испытывает бесконечное восхищение законодателем Моисеем. В малоизвестном сочинении он приписывает Моисею заслугу учреждения цельной системы управления, выдержавшей испытание временем. Если абстрагироваться от устаревших обобщений, то нельзя не признать, что его оценка сохраняет свое значение:
«[Моисей] подготовил и осуществил удивительное предприятие – сплочение в единый народ неорганизованной массы несчастных беглецов, лишенных мастерства, вооружения, таланта, добродетели, мужества, которые не владели ни единственным клочком земли и составляли на ее лице группу чужаков, Моисей осмелился превратить эту толпу бродяг и рабов в политическую общность, в свободный народ. Пока эта толпа скиталась по пустыне, не имея даже камня, чтобы преклонить голову, он [Моисей] дал им эту стабильную организацию, выдержавшую испытание временем, судьбой и завоеваниями, которую не удалось разрушить и даже изменить за пять тысяч лет и которая жива и сегодня во всей своей мощи, даже хотя единства народа более не существует.
Чтобы не допустить того, чтобы его народ не растворился среди других народов, он дал ему нравы и обычаи, несовместимые с нравами и обычаями других народов; он перегрузил его обрядами и специальными церемониями; он стеснил его тысячами разных способов, чтобы постоянно держать его в напряжении и чтобы он постоянно оставался чужим среди других народов; все те узы, которыми он скрепил членов своего сообщества, одновременно служили преградами, отгораживавшими их от соседей и не дававших смешиваться с ними. Именно таким образом этот странный народ, подолгу находившийся в рабстве и в рассеянии, казалось, почти уничтоженный, но всегда обожествлявший свои законы, тем не менее сумел уцелеть вплоть до нашего времени, разбросанный среди других народов, но не смешавшийся с ними, так что его обычаи, законы, обряды не исчезли и сохранятся до конца света вопреки ненависти и преследованиям со стороны остального человечества… » («Размышления об управлении Польшей»).
На другой странице, до сих пор не опубликованной, в результате своеобразного самоотождествления он пишет, что несмотря на разрушение их родины и ужасающие условия их жизни евреи остаются в своих гетто по-своему свободными гражданами:
«… удивительное и поистине уникальное зрелище представляет собой этот изгнанный народ, не имевший своей земли почти две тысячи лет, народ, смешавшийся с чужестранцами, не сохранивший, возможно, ни одного прямого потомка первоначальных поколений, народ, рассеянный по земле, порабощенный, преследуемый, презираемый всеми народами, но сумевший сохранить свои особенности, законы, обычаи, а также патриотическую любовь к своему первому обществу, хотя казалось, что порвались все скреплявшие его связи. Евреи показывают нам поразительный пример: законы Нумы, Ликурга, Салона давно мертвы; гораздо более древние законы Моисея живы до сих пор. Афины, Спарта, Рим погибли, не оставив потомков в этом мире, разрушенный Сион не утратил своих потомков.
