Доктор Сперри
Роджер Сперри был поистине гигантом в своей области. Когда я приехал в Калтех, он недавно оправился от обострения туберкулеза. Его жена, Норма, координировала поток информации к нему из лаборатории, пока он отдыхал и восстанавливал силы в санатории. Тогда он был задействован по крайней мере в трех крупных научных проектах. Его основополагающая работа в области нейробиологии, показавшая, что связи в мозге животных устроены не случайным образом и еще изменяются под действием опыта[36], укрепляла свои позиции. Он также выдвинул смелую гипотезу, что свою роль играет и хемоаффинность – благодаря которой рост нейронов направляется к определенной точке в ходе развития организма. Он конспективно изложил эту идею на конференции несколькими годами ранее, и этого было достаточно, чтобы Калтех предложил ему должность профессора.
Сперри обратился к другой проблеме. Тогда существовало понятие психофизического изоморфизма[37]. Оно предполагало, что если, к примеру, человек видел треугольник в реальном мире, то в участках мозга, отвечающих за зрение, в это время должен был регистрироваться соответствующий паттерн электрических сигналов, совпадающий по форме с реальной фигурой. Чтобы проверить эту идею, Сперри вставлял небольшие слюдяные пластинки в кору больших полушарий кошкам. Слюда служила изолятором, поэтому любой полевой[38] электрический потенциал в мозге, если он имел место, существенно нарушался множеством создающих помехи пластинок, что не давало животному выполнять задание на зрительное восприятие. Проведено было много вариаций этого эксперимента. Все результаты подтверждали идею Сперри о том, что надо отказаться от концепции психофизиологического изоморфизма (параллелизма). И от нее отказались.
Помимо этого, конечно, бурно развивались исследования расщепленного мозга на животных. Сперри держал армию постдоков, работающих в основном на кошках и обезьянах. В лаборатории проводились различнейшие эксперименты, главным образом связанные с вопросом: будет ли у животного с перерезанным мозолистым телом происходить обмен информацией между двумя полушариями, когда выполнять некое задание на восприятие научили только одно из них?
Даже одной из этих задач хватило бы, чтобы занять коллектив практически любой лаборатории и сделать эту лабораторию известной в широком научном сообществе. Сперри умел действовать так, чтобы дело спорилось. Он не говорил нам, как заниматься наукой. Он наблюдал, раздавал непрошеные советы, он определенно направлял нас такими способами, которые мы в то время до конца не понимали. Когда он замечал что-нибудь интересное, он знал, как это подчеркнуть и развить. Иными словами, он обладал чутьем на важное в потоке рутины.
Вообще, те из нас, кто провел жизнь в науке, руководя крупными лабораториями, удивляются, как же это все работает. Вне всякого сомнения, не за счет того, что заведующий лабораторией изо дня в день раздает новые указания. Лаборатории годами могут существовать, добросовестно занимаясь “обычной” наукой. Бывают бесплодные времена, застойные месяцы, периоды без финансирования. Однако порой – иногда по счастливой случайности, иногда в результате эксперимента, запланированного для проверки гипотезы, – появляется и “выстреливает” что-то интересное. Обыденность моментально уступает место радости и воодушевлению.
Помню, как Джордж Миллер, именитый психолог, сказал мне: “Все хотят думать, что наука продвигается вперед за счет четких гипотез. Она действительно продвигается вперед, но обычно за счет того, на что наткнулись случайно”. Правда, в таких случаях быстро сочиняется история, как мы логически пришли к нашим результатам, что поддерживает миф. Наука прекрасна, но ученые – люди, и они, как и все остальные, любят приукрасить.
Тем не менее поддержание работы всей лаборатории – ключевое условие для планомерного и целенаправленного проведения исследований. Молодые ученые приходят и уходят. Они вносят свой вклад в часть истории и в обмен на это получают поддержку заведующего лабораторией на протяжении всей своей карьеры. Это стандартный расклад. Студенты обычно продолжают работать над тем аспектом задачи, к которому они приложили руку, и за счет множества таких мелких проектов в конечном счете и случаются научные прорывы. Даже неспешно развивающиеся отрасли науки могут расти таким образом.
