Авторитет Данилевского старались подорвать с разных сторон. Натуралисты упрекали его в том, что он написал «Россию и Европу». Это совершенно похоже на известное мнение, что Л. Н. Толстой не может быть мыслителем, потому что писал романы. Филологи выставляли против Данилевского то, что он был натуралист, а не историк [15].
Наш противник сперва говорил, что теория культурно-исторических типов есть доморощенное русское произведение, не имеющее ничего общего с европейской наукой, а теперь утверждает, что эта теория целиком взята из Рюккерта. И в том, и в другом случае позор для автора «России и Европы» будто бы несомненный. Наконец, тот же Вл. Соловьев настаивает на невежестве Данилевского в истории и указывает на строчку, где упомянуты финикияне, и на страницу, где будто бы по незнанию умалчивается о Филоне иудее. Словом, с какой стороны ни возьмите, Данилевский никуда не годится. Откуда уже ясно следует, что и теория, которую он предложил, не стоит внимания.
Все эти резоны, хотя ничуть не касаются существа дела, то есть вопроса о всемирной истории, имеют, однако же, свое значение, иначе они бы и не были высказаны. Источник их есть предубеждение, питаемое критиками и рассеиваемое ими в публике. Отвечать на эти резоны, исписывая для того множество страниц, нам кажется бесполезным трудом: и против нас будет говорить такое же предубеждение. Тут один выход, одно средство: пусть читатели возьмут книги Данилевского и вникнут в них. Тогда они убедятся, что «Дарвинизм» писан отличным натуралистом и «Россия и Европа» — остроумным и точным мыслителем. Что же касается до сведений Данилевского в истории, то во всяком случае полагаю, что они были обширнее и основательнее, чем сведения г. Вл. Соловьева. Таково мое предубеждение, если уж пошло дело на предубеждения.
VI
Рюккертова «единая нить» в истории
Не ради спора, а ради интереса самого вопроса остановимся еще несколько на взглядах Рюккерта.
Полное заглавие его книги следующее: «Учебная книга всеобщей истории в органическом изложении». Что такое органическое изложение, он объясняет в предисловии.
«В предлагаемой книге, — говорит он, — сделана попытка изложить весь совокупный материал исторического развития человечества, как нечто органически единое» (Vorr. III). И дальше: «Предлагаемая книга рассматривает все, о чем говорит, как нечто органически единое в отношении к общей идее человечества и истории» [16] (Vorr. IV).
Итак, мысль о единстве, о связи всех исторических явлений в некоторое целое господствует в книге. Объединение получается посредством понятия культуры, под которым Рюккерт разумеет «всецелый объем явлений, в которых выражается самостоятельность и своеобразие высшего человеческого задатка. Дело идет здесь именно о том, чтобы показать, как понятие высшего человеческого бытия всесторонне развивалось вследствие работы истории, и в каком отношении каждая отдельная сторона исторической деятельности человечества находится к его принципиальной задаче» (стр. III).
Эту «принципиальную задачу» Рюккерт и старается определить в одной из начальных глав, носящей название «Цель истории» (стр. 49–54), разумея тут не науку истории, а самый процесс, совершающийся в человечестве.
«Мысль о некоторой общей для всего человечества цели или общей задаче, — говорит он, — не есть лишь отвлеченное предположение, выводимое из понятия единства человеческого организма, но вместе — момент фактической истории, лежащей в основе всех ее отдельных явлений» (стр. 50).
Эту общую цель Рюккерт определяет как «свободу духа», то есть не только победу над природой, но вообще примирение понятий свободы и необходимости, «когда все, что познается как необходимость, в то же время, так как оно есть произведение объективного разума, понимается и как свобода» (стр. 62).
Как бы то ни было, но, принявши единую цель, мы должны всякое культурное развитие рассматривать, как движение к этой цели. Это движение совершается по некоторым законам, проходит определенные ступени; а изучение этих законов и ступеней по самым фактам и составляет предмет истории.
