Прорыв или некий сдвиг в собственном уме мы переживаем в каждой ситуации – будь то переживания, вызванные психоделиками, или естественный опыт вроде личной дилеммы, личного откровения или личной трагедии. И затем некоторые из этих вещей мы превращаем в яркие моменты. И зачастую какое-то одно событие становится ключевым для всей нашей жизни, поворотным моментом. «Первый раз это было потрясающе! Меня как громом поразило!» Но неважно, обычное это переживание или чрезвычайное – посланием считается каждый опыт. Не то чтобы это было как телеграмма, оповещающая о чьей-то смерти или свадьбе; это сообщение самой обыденной и естественной ситуации. Поскольку это естественное сообщение, мы и решили называть его символичностью.
Ошибка во взаимодействиях с естественной символичностью возникает из твоих личных ожиданий. Тебе хотелось бы видеть себя играющим определённую роль в обществе – ну или в себе самом. Тебе хочется быть тем-то и тем-то, играющим такую-то роль. Конечно, ты легко можешь сказать, что у тебя нет никаких ожиданий. Но желание не иметь ожиданий становится лишь ещё одной формой ожидания. По сути, это великое ожидание, потому что ты начинаешь чувствовать, что ничего не ждать – это самый лучший способ заполучить ожидаемое. Поэтому ожидания суть преграда. Мы коренным образом перекрашиваем и переиначиваем свои переживания. Как мы это делаем? С помощью страсти, агрессии и неведения.
Страсть окрашивает наши ожидания желанием. Всё, что с нами связано, мы видим в терминах тепла, дружественности и сходства. Мы всегда стремимся придать форму своим ожиданиям в контексте того, чего нам хочется. Всё остальное, что мы слышим, для нас совершенно неразличимо; все другие зрительные восприятия невидимы. Мы принимаем лишь то, что хотим видеть и слышать. Ожидания также принимают форму агрессии или избегания, отрицания. Всё, что мы слышим и видим, игнорируется и отрицается. Нам хочется отвергнуть всё, что нам предлагают, как неподходящее либо по логическим соображениям, либо по личным причинам. Мы отрицаем все тонкости и детали и, в итоге, ничего не видим и не слышим. Иная форма ожидания, говоря традиционным буддийским языком, известна как неведение. В данном случае это чувство глубинной паники, глубинного заблуждения, глубинного страдания. Текущая ситуация совершенно лишила нас чувств, и мы ничего не видим и не слышим. Мы даже принимать и отвергать не способны. Вместо этого, если ситуация не соответствует нашим требованиям, мы автоматически создаём ментальный блок и отгораживаемся от неё. Все эти неясности и неопределённости пугают и сбивают нас с толку.
Эти три типа переживания – страсть, агрессия и неведение – возникают в нашем уме потому, что за всем этим стоит управляющий фактор – наша вера в «себя», в «я». У этого «я» или «себя» не очень-то широкое видение: оно очень личное, домашнее и недалёкое. «Мне» хотелось бы делать то-то и то-то. «Мне» хотелось бы испытать то-то и то-то. Опыт говорит нам, что каждый раз, когда в нашем уме вспыхивает это «я», мы готовы применить любую из трёх проверенных тактик: страсть, агрессию либо неведение. Мы готовы задействовать любую из этих возможных тактик, чтобы сохранить «себя». Так «мне» ничего не угрожает; «мною» не могут манипулировать такие нежелательные ситуации, как несуществование «я» или возможность полной сдачи территории. Это общая проблема. Везде, где есть слово «я», «меня» или «я есть», присутствует и чувство «этовости», крайне сильное. Следовательно, наше чувство «того» с необходимостью обусловлено тем, что переживает это. Поэтому у нас возникают проблемы с тем. Мы пытаемся его оттолкнуть, что является выражением агрессии; пытаемся притянуть его или поглотить, что есть выражение страсти; или вообще всё игнорируем, а это выражение неведения. Поскольку ожидания связаны со страстью, агрессией и неведением, то если ты сможешь ясно увидеть их игры, увидеть насквозь, тогда и сами ожидания станут прозрачными. Это вопрос ясности и уверенности в себе.
Переживание «меня», «я», личного существования, эго, самости – называйте как угодно – сопряжено с сильнейшим глубинным страданием. Тебе не хочется существовать, не хочется быть, но ничего с этим поделать ты не можешь. Дети часто жалуются родителям: «Зачем вы привели меня в этот мир! Что я здесь делаю! Кто я?» Существование вызывает много возмущения; самосуществование приносит страдание. Иногда мистические традиции говорят о фантастическом открытии себя заново – заново открыть, кто же я такой. Но если смотреть на это чисто как на повторное открытие своей идентичности, то, боюсь, такой мистический опыт становится всего лишь очередным поводом поиграть в духовные игры.
