Но не только пассионарии жаждут экспансии. Шакалят при случае и малые государства. Те, кто возмущается нападением СССР на Финляндию в 1939 г., забывают, что «невинная» Суоми, воспользовавшись ситуацией, захватила в 1919 г. большую часть Карельского перешейка, придвинувшись вплотную к важнейшему промышленно-культурному центру России – Петрограду. Неужели руководство Финляндии не понимало, что тем самым оно завязывает узелок на будущую войну? (Грузия, пытавшаяся проглотить в 2008 г. Абхазию и Южную Осетию, пример из того же ряда.)
Был в отношениях с Финляндией и другой аспект, ныне прочно забытый. Считается, что первыми террор на территории Российской империи развязали большевики и белые на Юге. Отнюдь. Все началось с Финляндии. В ноябре 1917 г. к власти там пришло социалистическое правительство. А уже в декабре в стране началась Гражданская война (и лишь спустя несколько месяцев – в России). Белые одержали победу с помощью немецкого корпуса и немедля начали истребление красногвардейцев и сочувствующих. Погибло около двадцати тысяч человек, что для небольшой страны довольно много. Показательный штрих: будущий президент Финляндии и друг Советского Союза У. Кекконен в качестве сотрудника политической полиции участвовал в казнях красногвардейцев. Доказано его личное участие в расстреле семерых пленных. Это помнили те финны, кто смог бежать в Советскую Россию, и сами большевистские руководители. Поэтому термин «белофинны» не пропагандистский выверт, а Маннергейм и его окружение для коммунистов был этаким победившим на севере бароном Врангелем и палачом красных.
Однако начало было вполне мирным. В 1938 г. советская сторона попросила передать в аренду четыре острова, что позволило бы охранять морские подходы к Ленинграду. Финское руководство отказало. Показательно, что Маннергейм в мемуарах заявил, что он не только был «за» это предложение, вплоть до обмена их на большую территорию (183 кв. км) в Карелии, но и обошел кабинеты министра иностранных дел, президента и премьер-министра, уговаривая их пойти навстречу Москве. Тщетно.
Заодно сравним схожую позицию У. Черчилля относительно нейтральной Норвегии. Через ее территорию в Германию шла железная руда из Швеции. И в декабре 1939 г. британский премьер-министр предложил кабинету сделать необходимые с его точки зрения шаги. «Я снова предпринял попытку добиться согласия на простейшую и бескровную операцию минирования норвежского коридора…» Ибо: «Если бы можно было теперь отрезать Германию от шведской руды вплоть до конца 1940 года, это был бы такой удар по ее военному производству, который равнялся бы первоклассной победе на суше… Тогда наша блокада Германии на севере станет полной. Мы можем, например, оккупировать Нарвик и Берген, использовать их для нашей торговли и в то же время полностью закрыть их для Германии. Едва ли нужно особо подчеркивать, что установление английского контроля над побережьем Норвегии является стратегической задачей первостепенной важности» (2, кн. 1, с. 247).
И в чем принципиальном логика Черчилля расходилась с логикой Сталина по отношению к Финляндии? И это не единичное умозаключение на основе принципа: «Наши интересы выше других, потому что это наши интересы». Из этого же ряда следующая фраза из мемуаров британского льва: «Было решено также, что, если Германия вторгнется в Бельгию, союзные войска должны немедленно вступить на территорию этой страны, не дожидаясь официального приглашения» (2, т. 1, с. 261). Это и есть политика во всей ее сложности и некрасивости.
И наконец, переход от слов к делу. «3 апреля английский кабинет выполнил решение верховного военного совета, и военно-морскому министерству разрешили минировать 8 апреля норвежские воды. Я назвал эту операцию «Уилфред», потому что сама по себе она была такой маленькой и невинной (!?). Поскольку минирование нами норвежских вод могло вызвать ответные действия Германии, было решено также, что в Нарвик следует послать английскую бригаду и французские войска, чтобы очистить порт и продвинуться к шведской границе» (2, т. 1, с. 261).
