Но Николай Александрович этой прохлады не ощущал. Ему было непривычно душно, жарко. Но долго разбираться в своих ощущениях и самочувствии было некогда: надо приступать к работе.
…Оборудование лежит навалом у площадки будущей мастерской. Резкий ветер несет мелкий, колючий песок. Жарко. Двенадцать молодых египтян одеты в национальную одежду — черные халаты (галабеи). На голове у каждого — белая чалма. Двенадцать пар настороженных черных глаз внимательно смотрят на светловолосого русского, обливающегося потом.
— Ну, начнем? — не очень твердо спрашивает Бусыгин. В ответ — молчание. — А ну, хлопцы, ко мне! — И Бусыгин манит египтян к себе — подходите, мол, смотрите. Подходят, смотрят. Николаю Александровичу становится еще жарче: до чего же трудны эти первые шаги на «дипломатическом поприще!» Но все-таки постепенно осваивается. Находит общий язык. Бусыгин разравнивает песок и прутком чертит: здесь будет стенд, здесь — покрасочная. Показывает — как взяться за дело, с чего начинать.
— Понятно? — спрашивает. — А ну, делай, как я.
И двенадцать молодых арабов делали так, как этот большой, сильный, улыбчивый русский. Построили стенд для обкатки двигателей, мойку, покрасочную. Начали прибывать машины для ремонта.
Бусыгин не только учил парней мастерству, он стремился понять их, установить душевный контакт. Ведь их надо научить делу. Все они пришли из разных мест — кто из порта, кто из деревень, некоторые совсем неграмотные. Но это были вовсе не забитые люди, нет. В каждом жило чувство достоинства.
Был среди учеников Бусыгина молодой араб Ахмед Фавзи, красавец, богатырь, очень смышленый. Все на лету хватал — название деталей, приемы работы, повадки Бусыгина. Удивительно быстро усваивал русский язык.
Под вечер, когда спадал зной, сидят, бывало, в палатке и тихо переговариваются с Ахмедом, мешая арабские и русские слова.
— Из тебя бы, Ахмед, хороший инженер вышел, отличный инженер, у тебя — талант.
— Та-лант, — повторяет Ахмед. — Ин-же-нер… Ты — инженер? — тычет пальцем в грудь Бусыгина.
— Нет, я только недавно вечерний техникум кончил. Не смог учиться в институте — война помешала. Война. Фашисты. Понял?
Ахмед понял, он знает, что такое война, его родина — в состоянии войны, все время в напряжении, в боевой готовности.
— Вой-на, — грустно говорит Ахмед. — Плохо война.
— Чего уж там хорошего! И все равно — родину надо защищать.
— Ро-ди-ну…
— Да, родину. Самое святое. Мы вам поможем, Ахмед. Поможем. Понял?
— Да, да, русский поможем араб. Понял, Ахмед понял.
— Вот и хорошо, что понял.
Ах, если бы не томительная жара, не пыльные бури! Ветер и пыль, словно наждаком соскребают с машин краску, и они остаются «лысыми». Но это все «издержки производства». А главное — рос дружный коллектив, умеющий делать дело. Ремонтировали машины, обкатывали их, испытывали. Каждый из двенадцати парней научился водить трактор, стремясь подражать Бусыгину.
Так продолжалось три месяца. Потом наступила осень, и сразу опустели пляжи и места отдыха. И тогда Бусыгин особенно остро почувствовал, что Александрия — город-труженик, город докеров, судостроителей, металлургов, нефтяников. Город стал ему ближе и понятнее.
Работа пошла слаженнее и продуктивнее. Прошла некоторая неуверенность, которая тревожила совсем недавно.
«Двенадцать апостолов», как в шутку Бусыгин называл своих друзей, уже многое понимали и умели.
Когда через год расставался с ними, грустил, тяжело вздыхал. И парни горевали.
Сыну Сашке исполнилось семь лет — ему надо было идти в школу. А школа была одна — в Каире, в советской колонии. В ней учились и болгарские, и чешские, и польские дети.
В столице Николай Александрович прожил всего несколько дней, не обошлось без приключений.
Как-то собрался с сыном посмотреть чудеса древнего города и вдруг гости — пришли египтяне, спрашивают: нельзя ли поговорить с «механиком господином Бусыгиным».
— А кто вы такие, кто вас ко мне направил?
Оказывается, это рыбаки, а направил их к Бусыгину судовой механик, который учился в Александрии в «школе господина Бусыгина».
— Так, ясно. А в чем дело?
Просьба необычная: на рейде встало рыболовное судно, и все попытки команды запустить мотор остались безуспешными. Вся надежда на русского механика.