Я пришел к выводу, что эти трапезы, на которых подаются только блюда из тюленя, великолепны. Тюленье мясо варят три-четыре часа в горшке над лампой. Как правило, его кипятят в крови животного, разбавленной наполовину морской водой. Когда мясо готово, всем присутствующим раздают по куску, а затем угощают горячим бульоном, и я готов чем угодно биться об заклад, что более вкусной пищи не сыщешь в целом мире. Это амброзия и нектар! Попробовав его раз, хочется крикнуть: «Еще! Еще!»
Тюленье мясо едят, держа в руках; роль ножа и вилки играют руки и зубы. Такой способ еды существовал еще до того, как придумали столовые приборы. Среди иннуитов принято, что хозяйка иглу, перед тем как протянуть кому-нибудь кусок мяса, предварительно обрабатывает его, то есть высасывает из мяса жидкость, чтобы она не стекала. Более того, если она обнаружит на мясе какое-либо инородное тело, вроде волосков тюленьей, собачьей или оленьей шкур, она тут же слизывает их своим гибким языком.
29 января стоял сильнейший мороз, температура ночью и утром была 82° ниже точки замерзания. Но как это ни странно, я сильнее страдал от холода, когда ртуть стояла на нуле, чем при такой стуже. И все же мороз был лютым.
Мне казалось просто чудом, что Эбербинг и его товарищ, которые накануне вечером снова отправились на охоту, могли просидеть у полыньи в такую морозную ночь! Когда Эбербинг возвратился около 9 часов утра без добычи, он сообщил, что всю эту студеную ночь неусыпно подкарауливал тюленя. В полночь тюлень выплыл подышать воздухом, но Эбербинг не подготовился, как полагалось, или не проявил обычного проворства, чтобы нанести удар вовремя, и зверь скрылся. Видимо, охотник слишком озяб.
Иногда даже в такую погоду жены сопровождают своих мужей на тюлений промысел.
Вспоминая о моей жизни в иглу, могу сказать, что 20 суток, проведенных в снежной хижине, пришлись мне по вкусу. Оглядываясь на прошлое, не вижу оснований, чтобы подвергать это сомнению. Я был счастлив, насколько это позволяли условия, хотя находился только в обществе спутников-иннуитов. Жизнь везде имеет свои приятные стороны, и должен признаться, что образ жизни иннуитов для меня лично таит особые прелести.
31 числа нас посетил незнакомый парень Ну-ок-конг. Он пришел с того места, которое отстояло на одну милю к западу от первого построенного нами иглу. Гость разыскал нас и сказал, что на стоянке он оставил ангеко[122] Мингумайло с двумя его женами. Они направились сюда незадолго до нас, но теперь уже давно голодают. Ну-ок-конг пришел к нам, чтобы выяснить, не сможем ли мы ему чем-нибудь помочь. Паренька снабдили всем в изобилии, и я никогда еще не видел, чтобы кто-нибудь съел за один раз так много, как он.
На следующее утро Угарнг отправился к кораблю, увозя с собой различные подарки от Эбербинга его старухе бабке и друзьям — тюленье мясо и т. п. Я послал письмо капитану Бадингтону, предпочитая оставаться здесь, пока не закончу все наблюдения. Занимаясь своими наблюдениями, я жестоко «обжег» себе пальцы, схватившись голыми руками за карманный медный секстант. Да, именно «обжег», ибо ощущение было точно таким, как если бы я схватился за раскаленное докрасна железо. Ногти на руках напоминали теперь обожженную кость или рог, кончики пальцев и по внешнему виду и по испытываемой боли, казалось, были обожжены сильным огнем.
3 февраля на льду появилось несколько карибу. Они медленно шли на север цепочкой один за другим и приблизились на четверть мили к нашим иглу. Заметив оленей, я отдал ружье Эбербингу, чтобы он испытал свое умение и попробовал застрелить оленя. Но заряд пороха был слишком мал, охотник промахнулся, и встревоженные карибу умчались быстро, как ветер, к превеликому нашему прискорбию.
В эту ночь около 12 часов нас разбудил крик человека, явно попавшего в беду. Крик доносился из прохода, который вел в иглу, и Эбербинг тотчас ответил на него, пригласив неизвестного войти. Человек вошел, и, как вы думаете, кто же стоял перед нами? Сам ангеко Мингумайло!
Он был так слаб, что с трудом произносил слова. Гость сказал нам, что очень болен, голоден и хочет пить, ибо вот уже почти месяц, как он и его семья почти ничего не ели. Вошедшему немедленно показали на мороженое тюленье мясо и пригласили его отведать. Изголодавшийся шаман молниеносно набросился на еду, как голодный медведь. Трудно передать, как он поглощал пищу. Съел этот человек столько, что это свалило бы наповал шестерых белых, но ангеко, видимо, не испытывал никаких неприятных ощущений. Когда ему дали воды, он одним духом влил в свой верблюжий желудок целые две кварты. Видя, что наш добытый дорогой ценой запас свежей пищи подвергается столь энергичному нападению, я не на шутку испугался, опасаясь, что гость может съесть все до последней крошки. Накормить голодного — святое дело, и все мы были готовы это сделать. Но у гостя был такой же огромный и прожорливый желудок, как у белого медведя, и мы набивали этот желудок за счет нашего ограниченного запаса. Этого нельзя было спокойно вынести. Я уже начал проявлять беспокойство, когда ангеко наконец спасовал. Видимо, он уже не мог съесть больше ни одного кусочка. Насытившись до предела, гость свалился на пол иглу, предоставив своему организму решить сложную задачу — переварить огромное количество поглощенной пищи.
