— Рейстлин! — в ужасе выкрикнула Крисания, хватая руками пустоту.
— Ты сыграла свою роль до конца, Посвященная. — Рейстлин говорил голосом ровным и холодным, как лезвие серебряного, кинжала, который он носил у запястья. — Время не ждет. Уже идут к Вратам те, кто попытается остановить меня. Я должен бросить вызов Владычице и выиграть мою последнюю битву с ее слугами. Затем, когда я выиграю, я должен вернуться к Вратам и пройти сквозь них прежде, чем кто-нибудь попытается меня остановить.
— Рейстлин, не бросай меня! Не оставляй меня одну в этой темноте!
Опираясь на свой магический посох, который светился теперь ярким холодным светом, маг поднялся на ноги.
— Прощай, праведная дочь, — промолвил он негромким, свистящим шепотом. — Ты мне больше не нужна.
Крисания слышала удаляющийся шорох черной мантии и негромкое постукивание посоха о землю. Сквозь едкий, тошнотворный дым и запах горелой плоти она уловила слабый аромат розовых лепестков…
Затем наступила тишина. Маг ушел. Крисания осталась одна; жизнь покидала ее тело, а иллюзии — разум и сердце молодой жрицы.
— Ты прозреешь, Крисания, когда тьма ослепит тебя…бесконечная тьма…
Это сказал ей Лоралон, эльфийский жрец, незадолго до гибели Истара.
Крисания, наверное, заплакала бы, но огонь выжег не только ее глаза, но и слезы.
— Теперь я прозрела, — прошептала Крисания в темноту. — Я вижу так ясно! Я обманывала себя, я была для него ничем — игрушкой, пешкой, которую он мог как угодно передвигать по клеткам на доске в своей главной партии. Но и я, я тоже использовала его! — Молодая женщина застонала. — Я использовала его, чтобы тешить свою гордость, свое тщеславие! Моя тьма делала окружавший его мрак еще более глубоким. Теперь, если он и победит Властительницу, то лишь затем, чтобы занять ее место!!!
Глядя в небо, которого она не могла видеть, Крисания закричала от боли и отчаяния:
— Я сделала это, мой Бог, и это моя вина! Я убила себя, убила наш мир! Но ответь мне, Паладайн, разве могла я причинить ему больший вред?!.
В вечной тьме, которая окружила Крисанию, горькими слезами обливалось ее сердце — вместо глаз, которых у нее не стало.
— Я люблю тебя Рейстлин, — с трудом прошептала она. Острая боль жгла ее тело сильнее огня. — Я не смогла бы сказать об этом тебе, не смогла бы признаться в этом даже самой себе…Но что бы изменилось, если бы я и призналась?
Крисания приподняла голову; боль утихла. Она медленно соскальзывала куда-то, сознание понемногу уходило.
«Хорошо, — подумала молодая женщина устало. — Я умираю. Пусть смерть поскорее настанет, она прекратит мои мучения».
— Прости меня, Паладайн… — пробормотала Крисания и вздохнула.
Послышался еще один вздох:
— Рейстлин…
И еще один, совсем тихий:
— …прости…
Вода из песка и песок, из воды
Растят континенты, как солнце — цветы.
Не видят глаза, только дочь Паладайна
И пальцами зрит — ее мысли чисты.
Из темной воды ничего не возникнет —
При первой молитве так думаем мы,
Но солнце и звезды — как на небе боги,
Невидимы верящим лишь до поры.
Песок из воды, и вода из песка,
Цвет белый вобрал все живые цвета.
И в память — страну, обретенную в вере,
Вернется он светом в соцветье листа.
Прольются из праха ручьи горьких слез
На то, что создать на земле удалось.
И освободится наш край от страданий.
Чтоб радостней нам и счастливей жилось.
Танис некоторое время стоял перед храмом, обдумывая слова мага. Затем он насмешливо фыркнул. Любовь должна победить, — это надо же!..
Вытерев слезы, он с горечью покачал головой. Похоже, магия Фисбена на этот раз бессильна. В пьесе, действие которой развертывалось столь стремительно, любовь не получила даже самой маленькой роли. Давным-давно Рейстлин посмеялся над чувствами своего брата-близнеца и использовал их в своих целях, в конце концов превратив Карамона в полубезумного, бормочущего что-то бессмысленное пьяницу, насквозь пропитавшегося «гномьей водкой». Что касается Крисании, то мрамор — и тот, пожалуй, более горяч и пылок, чем эта холодная дева. Ну а Китиара…Да любила ли она вообще?
Танис осклабился. Он не собирался вспоминать о ней снова, однако его слабые попытки загнать в тайники души свои воспоминания, похоже, заставили их вспыхнуть еще ярче. Внезапно он поймал себя на том, что представляет то время, когда они впервые встретились на пустоши вблизи Утехи. Обнаружив молоденькую девушку, которая не на жизнь, а на смерть билась с целой бандой гоблинов, Танис ринулся на помощь и был с позором изгнан разгневанной воительницей, которой он, видите ли, испортил все удовольствие.
