Даже твои любовные похождения доставляли мне удовольствие, моя Китиара.
Мы, живые мертвецы, не можем иметь плотских желаний. Любовь, похоть, страсть — все это позывы горячей крови, которая уже давно не течет в моих остывших жилах, но я видел, как ты вывернула наизнанку этого сопляка Таниса Полуэльфа, и радовался этой победе вместе с тобой и не меньше тебя самой.
Но теперь…что стало с тобой теперь, Китиара? Госпожа превратилась в рабыню, и чью?! Эльфа! О, я видел, как горели твои глаза, когда ты произносила его имя! Я видел, как тряслись твои привыкшие к обращению с мечом пальцы, когда ты получила от него письмо. Ты думаешь о нем, вместо того чтобы планировать новую войну. Даже твои военачальники перестали занимать тебя с тех пор, как ты впервые побывала в Башне у темного эльфа.
Нет, мертвые не испытывают плотских желаний, но зато они могут испытывать ненависть, такую же холодную, как их тела, но обжигающую, словно самый жаркий огонь. Они подвластны ревности, зависти и чувству обладания.
Я мог бы убить Даламара — темный эльф силен, но он всего лишь ученик, и не ему со мной тягаться. Его учитель — Рейстлин. Но ему все равно…
О моя Королева! Берегись Рейстлина! В его лице ты встретила своего самого могущественного противника, с которым тебе в конце концов придется сразиться один на один. Я не в силах помочь тебе в Бездне, и единственное, что я могу сделать для тебя в этой борьбе, — уничтожить Даламара.
Да, ученик мага, я могу убить тебя, но, познав на собственной шкуре, что такое смерть, — не хочу этого. Смерть — это низкая и гнусная вещь. Она может быть мучительной, но боль скоро проходит. Гораздо страшнее оставаться в мире живых, вдыхать запах теплой крови, видеть упругую плоть и знать, что всего этого у тебя никогда больше не будет. Именно это ты очень скоро поймешь и почувствуешь сам, темный эльф..
Что же касается тебя, Китиара, то знай — я выдержу эту боль и скорее проживу еще столетие в непрекращающихся муках, чем снова увижу тебя в объятиях живого мужчины!»
Так Рыцарь Смерти размышлял, строил планы, и его мысли змеились, словно колючие стебли черных роз, которыми заросли руины сгоревшего замка. Мертвые рыцари несли на обрушившихся бастионах бесконечный дозор, каждый на том посту, где застигла его огненная смерть. Призраки эльфийских женщин заламывали бесплотные руки, громко стеная и оплакивая свою судьбу.
Властелин Сот ничего этого не слышал. Он сидел на своем почерневшем каменном троне, а его невидящие глаза неподвижно уставились на жирное пятно черной сажи на каменном полу — пятно, которое он пытался уничтожить при помощи своей магии, но оно неизменно возникало на прежнем месте, снова и снова. В этом пятне угадывались очертания лежащей женщины…
Наконец невидимые губы рыцаря растянулись в зловещей улыбке, а оранжевое пламя ярко вспыхнуло в сумрачных глазницах.
— Ты будешь моей, Китиара, моей навеки…
Карета с шумом остановилась. Лошади недовольно зафыркали и затрясли головами, позвякивая удилами и стуча копытами по булыжной мостовой, словно торопясь поскорее закончить утомительное путешествие и вернуться в свои уютные стойла.
В окно кареты просунулась голова стражника:
— Доброе утро, господин. Добро пожаловать в Палантас. Будь добр, назови свое имя и род занятий.
Молодой воин говорил звонким и бодрым голосом, — похоже, он только недавно заступил на пост. После яркого света он ничего не видел в полумраке кареты, и ему пришлось несколько раз моргнуть, пока глаза его не привыкли к темноте.
Весеннее солнце сверкало так же ярко, как мальчишеская улыбка на лице стражника, — возможно, потому, что стояло раннее утро и солнце тоже вышло в дозор совсем недавно.
— Мое имя — Танис Полуэльф, — сказал сидевший в карете человек. — Я приехал в Палантас по приглашению Посвященного Элистана. У меня есть его письмо. Если ты подождешь, то я…
— Повелитель Танис! — Стражник покраснел так, что лицо его стало одного цвета с украшенной нелепыми эполетами и галунами малиновой униформой. — Прошу прощения, я не узнал…То есть я не разглядел тебя в полутьме, а то бы я непременно…Прости великодушно.
