– Ты тоже… из конкистадоров?
Незнакомец повернулся, и мужчина наконец разглядел жесткие и прямые черные волосы, высокие скулы, миндалевидные глаза и бронзовый оттенок кожи.
– Нет, я скорее их жертва.
– Тогда… прости. И… спасибо.
– Не благодарите. Я сделал это ради Паолы.
– Где она?
– Вы увидите ее завтра. А сейчас отдыхайте.
– Как скажешь, – покорно произнес недавний узник.
Его застывшее, помертвелое лицо обрамляли неряшливые длинные пряди, в которых мелькала седина. Оно напоминало лицо покойника или безумца. Из-за густой и длинной бороды Мануэля почти невозможно было узнать. Он показался юноше стариком.
– Во что я превратился? – уныло пробормотал мужчина, вытягивая вперед дрожащие костлявые руки. – Я на свободе, но моя жизнь кончена.
– Не говорите глупостей, сеньор Мануэль, вы придете в себя – это всего лишь вопрос времени. Вам даже нет сорока, у вас еще все впереди.
– А сколько тебе?
– Девятнадцать, – ответил юноша и, заметив на лбу мужчины багровую ссадину, добавил: – Простите, что я вас ударил. Я боялся, что вы не справитесь, а мне… мне не хотелось умирать из-за вас!
– Скажи, кто же ты такой? – с любопытством спросил Мануэль.
– Меня зовут Николас, именно вы меня так назвали, хотя мое первое и настоящее имя – Ниол.
– Ты тот самый мальчишка с корабля?!
– Да. Рад, что вы меня помните.
– Как и твою мать. Она жива?
– Жива.
– Откуда ты знаешь Паолу?
– Не все сразу, сеньор Мануэль. – Юноша улыбнулся. – Сейчас вам лучше отдохнуть – перед настоящим возвращением в мир.
Он расправил постель. Мануэль не стал возражать, он лег и прошептал:
– Ты уйдешь?
– Нет, я останусь с вами.
Когда Мануэль засыпáл, ему почудилось, будто из него вырвали что-то, глубоко укоренившееся в душе и теле. Он становился другим. Однако должно было пройти еще много времени, прежде чем он смог бы стать самим собой.
Несколько едущих одна за другой повозок грохотали колесами по пыльной дороге, которая пролегала через безжизненную, бесцветную, сожженную солнцем равнину, где не росли ни деревья, ни даже трава. Вдалеке смутно вырисовывались гребни гор, тонувшие в белоснежных облаках.
На передке головной повозки сидели двое – широкоплечий мужчина средних лет, державший в руках вожжи, и девушка-цыганка.
– Мы снова едем в Мадрид, Кончита. Ты наверняка заколдовала повозки, лошадей, а быть может, и меня! – шутливо сказал мужчина.
– Перестань, Флавио, – строго оборвала она спутника. – Нельзя произносить слово «заколдовала» в стране, где даже камни имеют уши! Лучше вспомни о том, сколько денег мы заработали в столице, – не то что в других городах!
Мужчина добродушно фыркнул.
– Как будто ты едешь в Мадрид за деньгами!
Девушка оправила оборку на длинной цветастой юбке и усмехнулась.
– Конечно нет. Я еду туда за любовью. Жаль только, что этот мужчина не обращает на меня внимания.
– Совсем?
– Он хочет меня, и я вовсе не против, когда меня желают мужчины, потому что тогда они кладут к моим ногам свои кошельки. Но в данном случае я мечтаю, чтобы он подарил мне свое сердце.
– Надеюсь, подарит, если оно свободно.
– Подозреваю, что нет.
– Другая девушка, разумеется, не цыганка? Наверное, она богатая и знатная, ее кожа бела как снег и нежна как шелк!
– Не смейся надо мной, Флавио! Он не говорил мне о другой, просто я видела, что он страдает, – так можно страдать только от неразделенной любви. К сожалению, этот человек из тех, кто не станет задумываться о том, чего он достоин, а чего – нет.
– Полагаю, будь он иным, ты бы его не выбрала.
Они замолчали. Девушка грызла травинку, рассеянно глядя на окутанную знойным маревом равнину. Все вокруг замерло, пожираемое беспощадным солнцем. Кончиту начало клонить в сон, и она почти задремала, слегка покачиваясь в такт движению повозки, как вдруг случайно заметила медленно бредущую по обочине девушку, судя по виду, нищенку.
– Останови! – потребовала она у Флавио.
Будучи хозяином балагана, тот сделал протестующий жест.
– Зачем?
– Надо!
Ворча себе под нос, Флавио остановил повозку.
– Эй! – Кончита махнула незнакомке рукой. – Куда ты идешь?
Та повернула к цыганке осунувшееся, усталое лицо и прошептала: