– Вернусь домой.
– Где вы живете?
– В Мадриде.
– Это красивый город?
– Да, большой и красивый.
– Наверное, он будет стоять всегда.
В ее словах не было ни иронии, ни вопроса. Энрике попытался вспомнить, где и у кого он видел такое каменное выражение лица, тяжесть, спрятанную глубоко внутри, и вспомнил. Индейская женщина, служанка инквизитора, тоже лишенная родины, вынужденная жить на чужбине. Похоже, горе иссушило ее душу и вместе с тем наделило непонятной силой. Подумав об индианке, молодой человек вспомнил о Паоле: эта рана еще не зарубцевалась и болела. Теперь Энрике не был уверен, что по-настоящему любил эту девушку, но мысль о том, что его сумели выставить подлецом, до сих пор не давала ему покоя.
– Все когда-нибудь исчезнет и умрет, Мария.
– В христианской школе нам говорили, что Бог, Испания и король вечны.
– Испания такое же государство, как и другие, оно может быть завоевано и разрушено. Король – человек, и он смертен. Разве что Бог…
– Если он в самом деле существует, – неожиданно жестко перебила его девушка, и это был первый настоящий всплеск эмоций за долгие дни.
– Кем был твой отец? – спросил Энрике, дабы перевести разговор в другое русло.
– Врачом. Он спасал чужие жизни.
«И отдал за них свою», – подумал молодой человек, а вслух произнес:
– Одним из тех, кто лечит молитвами и травами?
Энрике замер, когда Мария ответила ему мимолетной улыбкой, будто его вопрос на мгновение позволил ей вернуться в потерянный рай.
– Он считал, что главное – найти золотую середину между работой и досугом. Самое полезное – это заниматься любимым делом, а еще – читать увлекательные книги, слушать приятные истории, пение и музыку, играть в полезные игры и одеваться в красивые одежды. Вы читали «Тайну тайн»?[12]
– Нет, я даже не слышал о ней.
– Эта книга учит восстановлению сил, как телесных, так и душевных.
– Ты владеешь этой тайной? – с любопытством спросил Энрике.
Мария тряхнула головой, будто отгоняя наваждение.
– Я больше не владею никакими тайнами. Все тайны умерли, осталась голая правда.
– Ложись спать, – сказал Энрике, – завтра будет тяжелый день.
Он тоже лег, а перед сном с неожиданной горечью подумал о том, что совсем скоро эта девушка, похожая на героиню восточной сказки, навсегда покинет его палатку и его жизнь.
Молодому человеку приснилась танцовщица, кружащаяся в мареве горячего воздуха под звон собственных украшений. Яростный ветер развевал ее яркий полупрозрачный наряд и длинные черные волосы, она ослепительно улыбалась и звала, звала движениями, жестами, взглядом огромных сверкающих глаз.
– Проснитесь, проснитесь!
Энрике едва не подскочил от громкого возгласа, на самом деле бывшего всего лишь настойчивым шепотом.
Он открыл глаза. Над ним склонилась Мария.
– Что случилось?!
– Я хочу поговорить с вами.
Энрике сел на постели, мало что понимая спросонья.
– Это не может подождать до утра? – Он старался сдержать недовольство.
– Нет.
– Хорошо, говори, – ответил он и вдруг заметил, как она одета.
На самом деле Мария была раздета – на ней был только тот самый нежно-розовый с золотыми монетками платок; девушка ловко обвязала его вокруг тела, но ее плечи, грудь и ноги были обнажены. Груди были упругими и полными, с крупными темно-коричневыми сосками, ноги – крепкими и вместе с тем прекрасно очерченными, стройными.
– Возможно, ваши люди доведут меня до места целой и невредимой. Но потом меня обязательно изнасилуют: я из морисков, а отныне в отношении нас у испанцев развязаны и руки, и совесть. Возможно, мне придется торговать собой, чтобы добыть пропитание. Потому я хочу, чтобы моим первым мужчиной стал мой спаситель.
Энрике отнюдь не обрадовался тому, что услышал; напротив, его захлестнули муки совести.
Молодой человек удивился: прежде он легко ложился в постель с понравившейся женщиной, а когда наступала следующая ночь, нередко забывал ее имя.
– Возвращайся в постель, Мария, и не говори глупостей. С чего тебе добровольно приносить себя в жертву? Я вовсе не хочу, чтобы ты принадлежала мне. Я никогда не смогу на тебе жениться и не желаю нести ответственность за то, что случилось. Мне не доставит удовольствия лишать тебя чести, – строго произнес Энрике.
