Ниол молчал. Он мечтал об искреннем, бескорыстном, но взаимном чувстве и не хотел ее обманывать. В Кончите было что-то, таившее невыразимое очарование для глаз и плоти, но не для души и сердца.
– Ты не забудешь меня? – спросила девушка.
– Никогда. Это я могу тебе обещать.
При расставании цыганка не обняла возлюбленного, сказав, что это плохая примета. Однако, уже забравшись в свою повозку, девушка не выдержала, раздвинула занавески и крикнула:
– Все твои мечты сбудутся! Ты проживешь долгую, интересную жизнь и умрешь глубоким стариком в окружении многочисленных потомков! У тебя будут и богатство, и власть, и любовь!
Ниол усмехнулся. Разумеется, это была шутка. На самом деле ему придется слиться с пошлой, невежественной, грубой, грязной толпой, которая окружала его на улицах Мадрида. Чуткий, гордый, непокорный дух древнего народа покинул его навсегда.
Когда повозки бродячих артистов прогрохотали по мостовой и скрылись в облаке пыли, юноша мысленно послал Кончите прощальный поцелуй и отправился домой.
Он смотрел на изъеденную ржавчиной и оплетенную ползучими растениями решетку сада с таким видом, словно вернулся после долгого странствия.
Ниол вошел в сад и увидел Паолу. Ему показалось, что ее глаза искрятся от счастья. Теперь она нарядно одевалась даже дома, как будто ее кавалер обладал способностью проникать взглядом через расстояние. При виде ее светлой, невинной улыбки на сердце юноши камнем упала печаль, и он нахмурился. Его лицо сделалось мрачным, в нем появилась доселе неведомая угроза.
Паола удивилась происшедшим в нем переменам. Товарища детских игр, мальчика, который рассказывал ей удивительные легенды о духах-покровителях, неутомимого выдумщика, сочинявшего истории, порождающие мистический трепет, верного друга, подарившего ей таинственный амулет, который она до сих пор носила на шее, больше не было.
И все-таки Паола была всем сердцем привязана к нему, а потому искренне произнесла:
– Где ты был? Куда пропал на целые сутки? Я волновалась!
И получила холодный ответ:
– У меня были дела.
– Какие дела?
– Это тебя не касается.
Девушка попыталась улыбнуться.
– С каких это пор у тебя есть от меня секреты, Ниол?
– С тех пор, как они появились у тебя, Паола!
Он сделал решительный шаг вперед, и она посторонилась, чтобы дать ему пройти.
Ниол вошел в кухню и увидел мать, которая как ни в чем не бывало колдовала над своими котлами. Почему она была не в силах приготовить зелье, убивающее врагов или исцеляющее душу?!
Юноша сел на табурет, и Хелки спокойно спросила, помешивая большой ложкой вкусно пахнувшее варево:
– Хочешь есть?
– Нет, – ответил он и замер, уставившись в пол.
– Где ты был?
– Работал.
– Это была тяжелая работа?
Ниол чуть заметно усмехнулся и ответил:
– Не очень. – Потом вдруг спросил, подняв глаза на мать: – Что такое любовь?
– Любовь? – медленно повторила женщина. – Это огонь, который питает сам себя. Это жизнь, это счастье, это путь Белой Лошади.
– Которая умерла? – не удержался от иронии юноша.
Хелки промолчала, и тогда ее сын спросил:
– Ты любила?
Лицо индианки сделалось непривычно одухотворенным, задумчивым.
– Когда-то твой дед, великий Ахига, сказал: «Бледнолицые хотят изменить мир. Но мир не меняется, меняется только человек. Мир изменится и погибнет только тогда, когда на земле исчезнет последний смертный, способный любить».
– Я никогда не спрашивал тебя об этом, но теперь спрошу: кто мой отец? Как это могло произойти? Вероятно, не по доброй воле?!
Хелки вложила в свой короткий ответ все невысказанные печали и горькие думы о нелегких испытаниях.
– Нет.
А потом рассказала правду.
Ниол оставался спокойным. Не сдвинувшись с места, он произнес совсем не то, что ожидала услышать женщина:
– Значит, они мне должны еще больше, чем я думал.
– Кто? – спросила Хелки.
– Бледнолицые. Я сделаю все, чтобы вернуть то, что они у меня отобрали.
