– Они не были тебе нужны, когда ты жила среди дикарей. А это – Мадрид. И еще: ты напрасно внушаешь своему парню, что он индеец. Пусть считает себя хотя бы наполовину белым, иначе ему никогда не удастся найти себя в этом мире.
Армандо не знал, почему он, всегда с равнодушием взирающий на человеческие беды, решил помочь индианке. Возможно, причина заключалась в том, что эта загадочная женщина казалась одновременно невинной и дерзкой, наивной и мудрой, удивительно спокойной и вместе с тем готовой совершить безумный поступок.
В это время дверь отворилась и в комнату вошла Паола.
– Я… я хочу поговорить с вами, – прошептала она.
Армандо нетерпеливо махнул рукой в сторону Хелки.
– Иди.
Когда женщина вышла, инквизитор впился взглядом в лицо Паолы.
– Я тебя слушаю.
Игра света и тени преобразила прозрачные черты, наделила их неожиданной силой, и на миг перед взором Армандо предстало лицо взрослой женщины, лицо Асусены Альманса.
– Я хочу, – промолвила Паола, – чтобы эти люди остались здесь.
– Зачем они тебе? «Эти люди» – грязные дикари.
Паола не стала ничего объяснять. Она сложила руки в трогательном молитвенном жесте и нежно произнесла:
– Пожалуйста! – А потом добавила магическое слово: – Отец!
У Армандо потемнело в глазах, и он схватился за сердце. Вдыхаемый им воздух вдруг стал тяжелым и вязким. Вот она, улыбка, которую хочется навсегда запечатлеть в памяти, голос, который хочется вобрать в себя без остатка! Боль, ставшая острой, как иглы, пронзала душу Армандо.
Инквизитор с трудом перевел дыхание и ответил:
– Будь по-твоему, дочь!
Армандо догнал Хелки и Ниола за калиткой и попросил их остаться. Он был ослеплен, оглушен, окрылен и не вполне понимал, что делает.
Когда волнение улеглось, инквизитор попытался рассуждать трезво. Возможно, индианку в самом деле опасно выпускать из виду, ибо она могла знать больше, чем казалось. Вместе с тем Армандо не сомневался, что эта женщина будет молчать как могила.
– Что ты умеешь делать? – спросил он, когда она снова вошла в кабинет.
– Готовить еду для бледнолицых.
Армандо удивился.
– Вот как? Это хорошо. Еще ты будешь убирать в доме и ходить за покупками. А мальчишка пусть выносит ночные горшки. И приведет в порядок сад. Я стану платить вам жалованье как обычной прислуге.
Когда Хелки сообщила сыну о том, чем ему придется заниматься, тот возмутился:
– Не буду! Мне легче надеть этот горшок ему на голову!
– Ты станешь делать то, что он скажет, – ровным голосом произнесла Хелки.
Ниол сверкнул глазами.
– Ты хочешь научить меня покорности?!
Индианка положила ладонь на голову сына и сказала:
– Нет, терпению. Ты должен изучить своих врагов, затаиться и ждать. Потомок Ахиги способен пережить любые унижения, дабы познать мудрость нашего народа и набраться его силы.
– Почему ты решила остаться у этого человека? – спросил Ниол. – Он не из тех, кому стоит служить.
– Я буду служить не ему, а своим целям, – ответила Хелки и нехотя добавила: – Еще я думаю об отце этой девочки. Если мы уйдем, никто никогда не узнает о его судьбе.
Мальчик едва не задохнулся от возмущения.
– Разве он помог нам, когда мы боролись с океаном?! Чем он лучше других бледнолицых?!
– Ничем, – промолвила женщина, и Ниол почувствовал, что она сказала не все.
– Наверное, нужно сделать так, чтобы его дочь узнала правду? – спросил он.
– Нет. Не сейчас. Это принесет ей лишние страдания. Неведение защитит ее лучше, чем знание.
– Я сам постараюсь ее защитить.
Хелки посмотрела на сына и сурово произнесла:
– Ты должен думать о своем народе, а не о ней. – И, помедлив, продолжила: – Я видела во сне этот дом и… Белую Лошадь. Мы на правильном пути.
– Ты думаешь, что когда-нибудь Белая Лошадь вернется в нашу жизнь?
– Это покажет будущее.
– Я верю в то, что со временем ты снова ее оседлаешь! – с воодушевлением проговорил мальчик.
– Нет, – возразила Хелки, – это сделаешь ты.
Армандо выделил ей и ее сыну крохотную комнатку без окон, которая, по его мнению, соответствовала их новому положению слуг белого человека. Ниол быстро заснул на жестком ложе, а его мать лежала без сна и думала. Хелки вспоминала свою родину – страну высоких гор, лазурных озер и изумрудных лугов. «Когда бледнолицые привели в наши земли коней, индейцы обрели крылья», – любил повторять Ахига, вождь мапуче. Он был прав: появление лошадей расширило их горизонты так, как никто не смел и мечтать. Мапуче первыми начали ездить на этих чудесных животных, подражая бледнолицым, и не прогадали: им покорились огромные пространства, которые было немыслимо обойти пешком.
