– Все из вагона! К лесу! – скомандовал старший. Мимо него несколько человек пробежали к тамбуру. Пожилой попутчик внимательно оглядел результаты своей работы, а потом скомандовал:
– Теперь можно и прыгать.
Над эшелоном на бреющем полете пронесся фашистский самолет с черными крестами на крыльях и фюзеляже, поливая все огнем из пулемета. Мы десантировались из вагона на щебенку насыпи. Обошлось без серьезных травм. Рванули к рощице в метрах пяти от железнодорожного полотна. Скатились в свежую воронку от авиационной бомбы. Вжались в землю. Казалось, что время замедлило свой бег.
Внезапно наступила тишина. Самолет куда-то улетел. Треск горящих вагонов, крики и стоны раненых, чьи-то четкие команды. Я осторожно вылез на край ямы и огляделся по сторонам. Только сейчас я увидел, что произошло с нашим эшелоном. Несколько вагонов лежало под откосом. Еще два были объяты пламенем. Остальные устояли на рельсах, но были повреждены осколками и пулями. Хуже всего было то, что одна из бомб сильно повредила паровоз. Из изрешеченного осколками котла вытекала вода. На насыпи лежало тело в форменной тужурке. Впереди, метрах в тридцати, путь был разрушен несколькими точными попаданиями бомб.
– ...твою мать, – только и смог вымолвить пожилой сосед, выбравшись наверх и встав в полный рост. – Хуже, чем в Испании...
– Дальше пешком пойдем, – мрачно заметил морячок, ловко вскарабкавшись по склону воронки. – Медленно, зато безопасно.
– Хватит зубоскалить! – оборвал его пожилой. – Немцы улетели. Надо раненых спасать.
Мы вернулись к нашему вагону. Старший взглянул на нас, произнес, ни к кому не обращаясь:
– Теперь все...
Пожилой сосед взял командование на себя. Его спокойные и четкие распоряжения вывели людей из шокового состояния. Через несколько минут мы вытаскивали раненых из вагонов. После этого в одно место перенесли тела всех погибших: мирных жителей, офицеров Красной Армии, сотрудников НКВД и НКГБ.
Затем в одну кучу начали складывать все найденное внутри эшелона оружие. Меня удивило, что кроме табельных пистолетов было несколько карабинов и даже два пулемета. Один из чекистов пояснил:
– Это мы изъяли вчера и сдать не успели.
Потом было опознание погибших. Старшие по вагонам отмечали в своих списках тех, кто стал первой жертвой войны. Несколько человек уже рыли братскую могилу. Следовало поторопиться – в любой момент могли снова появиться немецкие самолеты. Это нам объяснил пожилой сосед по купе, сказав, что именно так происходило во время Гражданской войны в Испании.
Я подошел к лежащим на земле трупам. Внезапно среди покойников я увидел Василия Черкесова – следователя из Ленинграда. Мы познакомились и подружились с ним в 1939 году. И вот такая встреча... Внезапно на меня нахлынули воспоминая о довоенной жизни...
Глава 1
В «колыбели революции»
Осенью 1939 года меня вызвал Берия. За десять месяцев, прошедших с момента моего освобождения из-под стражи, я встречался с наркомом два или три раза. Наше общение ограничивалось перепиской. Точнее, моими регулярными письменными сообщениями о происходящем внутри спецгруппы и о содержании бесед с Блохиным. Признаюсь честно, что я не был уверен в том, что Берия внимательно изучал все мои донесения. Скорее всего он их приказывал «подшить» в одну из многочисленных папок. Возможно, что и сегодня эти документы пылятся в ведомственном архиве Лубянки. При условии, что их не уничтожили по приказу Хрущева в середине пятидесятых годов. Впрочем, в них нет ничего компрометирующего коменданта НКВД СССР или кого-то еще, кроме «врагов народа».
Берия был краток:
– Сейчас происходит «чистка» аппарата ленинградского управления наркомата от тех, кто злостно и регулярно нарушал нормы соцзаконности в процессе ведения следствия, а также пособников «врага народа» Ежова. Он сейчас находится под арестом и дает подробные показания о своей вредительской деятельности на посту наркомов внутренних дел и водного транспорта... – Монолог наркома прервал телефонный звонок.
Слухи об аресте Ежова начали циркулировать по коридорам Лубянки в середине апреля 1939 года. Через пару месяцев заговорили о том, что Ежов, как и его предшественник на посту наркома внутренних дел Ягода, оказался «врагом народа». Все понимали – Ежов обречен и будет расстрелян.
