— Известно ли вам, сударыня, сколь велики ваши запросы? Вы требуете по меньшей мере жизнь принца де Леона.
— Мне нужна его жизнь, мне нужно все, что я смогу от него получить, мне нужно, чтобы он не удерживал мою дочь.
В конце концов король обещал ей полностью восстановить справедливость.
Ясно, что наши влюбленные сбавили тон: им стало страшно. Роклор все время проливала слезы и дрожала за своего супруга. Ее отец роптал сильнее, чем герцогиня; родители старались опозорить дочь в глазах общества и отправить принца де Леона на плаху.
Король не желал ни того, ни другого; он вел с Роганами тайные переговоры; их родственники и друзья вступились и предложили уладить дело. Но Роганы рассчитывали лучше воспользоваться создавшимся положением. Судьба сына нисколько их не волновала; они полагали, что небольшая ссылка была бы для него полезнее, чем этот брак; благодаря ей они могли приемлемым образом сбыть повесу с рук.
Переговоры тянулись бесконечно. Под влиянием г-жи де Субиз, всячески хлопотавшей за своего племянника, король предпринял то, чего он не делал никогда в своей жизни: он вмешался и самовластно приказал немедленно сочетать влюбленных законным браком, чтобы положить этому конец; пришлось подчиниться воле государя вопреки всему и вся.
С Роклор не спускали глаз; ее днем и ночью держали в окружении пяти-шести монахинь, чтобы она не убежала.
Оба семейства с недовольным видом, готовые броситься друг на друга, явились в монастырь Магдалины. Отслужили мессу и обвенчали молодых людей по всем правилам; в качестве денежного содержания им установили всего лишь пятнадцать тысяч ливров ренты, после чего почтенные родители посадили новобрачных в карету, дав им все необходимое, и коротко напутствовали их такими словами:
— Езжайте куда угодно, от нас вы ничего больше не получите.
Этот урод и эта уродина отправились в деревню и вздумали разыгрывать там из себя героев романа и обожать друг друга, причем обожать по образу Кира и Манданы. Их дом, как все впоследствии убедились, стал настоящей диковинкой, этаким цыганским табором. Для начала они купили у герцога де Лоржа поместье Ле-Брюйер — колыбель их блаженства, заявив герцогу, что, вероятнее всего, смогут расплатиться лишь с его внуками:
— Пока наши родители держатся за свой кошелек, мы будем жить скудно, а пока родители живы, они будут за него держаться.
Герцог де Лорж удовольствовался этим обещанием и уступил новобрачным Ле-Брюйер; их стараниями имение очень похорошело, и они ворковали там, словно голубки. Как ни странно, супруги не стали всеобщим посмешищем, несмотря на горб Роклор и уродство обоих, — для этого понадобился весь их ум. К господам де Леон стали ездить в гости, и в Ле-Брюйере не было отбоя от благороднейших и почтеннейших посетителей. Молодожены решили построить свои отношения на основе нежности и взаимной верности, и все это одобряли.
— Голубчик! Голубушка!
Все об этом знали, и никто над ними не смеялся; все у них складывалось как нельзя лучше.
Учтите к тому же, что, несмотря на это беспрерывное обожание, молодожены ссорились с утра до вечера. Они все время препирались и обменивались самыми обидными колкостями, не забывая при этом с неизменно присущим им жеманным видом величать друг друга «голубчиком» и «голубушкой».
Было отчего смеяться до слез; они сами потом над этим потешались.
Полученное ими содержание в пятнадцать тысяч ливров было каплей в море; новобрачные тратили в шесть раз больше, так как ни в чем себе не отказывали и принимали всех без разбора.
Поэтому они залезли в долги, перепробовали все уловки, а затем чуть не впали в нищету.
Господин и г-жа де Роган жили почти так же долго, как их сын со своей женой, и упорно отказывались чем-либо с ними делиться. Никогда Дон Жуан так не обхаживал г-на Диманша, как принц и принцесса де Леон — своих кредиторов. Маскариль и Скапен не прибегали к стольким уверткам, чтобы получить кредит.
Я не раз становилась свидетельницей подобных сцен, и это было для меня истинным развлечением.
— Голубчик принц, — говорила мужу моя подруга, — каретник непременно хочет забрать двухместную коляску, которую он продал вам в прошлом году. Я не знаю, как его успокоить, а ведь это необходимо: не можем же мы ходить в Версаль пешком. Согласитесь, что ваш досточтимый отец и ваша досточтимая матушка пренеприятные люди, раз они держат при себе ваше добро и обрекают вас на такую нужду.
