— Это — ваш колдун? — негромко спросил жрец. В воцарившейся тишине его шёпот показался громче самого пронзительного крика, и Ринмир попятился. Он не знал, какие слова ему сейчас будет суждено услышать. Просто он видел, как черны те нити, что связывают Верховного Жреца с иным миром. Будто марионетка, он барахтался в этих нитях и не мог освободиться из них. Если бы только было можно применить магию, которая как-то очистила бы эти нити, не дала им отравлять старика… Наверное, он сильно болен.
— Да, это он, — шепнул кто-то в толпе. Ринмир не узнал голос этого человека: его внимание было сосредоточено на чёрных нитях, опутывающих жреца.
— Скажи, — старик тяжело поднялся, приближаясь к юноше и сверля его пронзительным взглядом, — тебе нравится применять магию? Расскажи, что ты чувствуешь, когда тебе приходится колдовать?
Только растерянностью и непониманием происходящего можно было объяснить, что Ринмир ответил правду:
— Гордость. Моя магия спасла множество людей. Без неё я бы не добился нужного результата.
Старик на удивление печально посмотрел на молодого мага, будто и ему тоже были свойственны сожаления. Затем он заговорил, и каждое его слово отдавалось эхом где-то в глубине души, вырезалось на сердце кровоточащими буквами:
— Совсем недавно Предвестница говорила с нами. И она сказала: магия — зло, которое погубит мир, обречёт его на падение…
— Что за ерунда?! — воскликнул Ринмир, забывая о том, с кем ему сейчас пришлось говорить. Старик устало опустил голову, потирая сапфировый перстень:
— Значит, ты не раскаиваешься?..
— В том, что спасал людей?! — недоумённо пробормотал Ринмир, всё ещё не понимая до конца, что происходит. Эхом пронёсся над деревней его ответ:
— Мне не в чем раскаиваться.
— Вот как.
Больше старик не произнёс ни слова. Он лишь обернулся к своим воинам, подавая им знак схватить юношу…
Глава X: Несправедливый суд
Ринмир царапнул ногтями деревянную ставню, и послышался тихий скрип. Лайонелл вздрогнул, понимая, что до того даже не смотрел на колдуна. Словно перед его внутренним взором проносились эти обрывки чужой жизни; словно он сам присутствовал там, в той давно забытой деревне, где сейчас нет и следа жизни.
— Значит, ты…
— Нет, я не пытаюсь тебя разжалобить, мальчик, — уже слегка раздражённо прервал Лайонелла колдун. Золотой Страж поспешно исправился:
— Я не это хотел сказать! Просто… Наверное, тебе больно? Из-за того, что произошло?
— Время лечит боль, и это не пустые слова. Тогда — может быть, было больно. Сейчас я уже не помню, да и что толку от боли? — колдун говорил ровно, без малейшего сомнения в своих словах. Затем, запрокинув голову и посмотрев куда-то в потрескавшийся потолок, Ринмир спросил:
— Знаешь, что может быть страшнее боли?.. Страшнее, чем осознание грядущей гибели?
Лайонелл молчал. В тёмных глазах колдуна промелькнула грусть. Промелькнула — и тут же исчезла:
— Хорошо. Тогда я расскажу тебе…
В подвале, похожем на каменный мешок, не было видно света; лишь один луч пробивался сквозь крошечное окно под самым потолком. До него легко можно было дотянуться, чтобы увидеть густую траву и крохотный кусочек неба, почти полностью спрятавшийся за травяными зарослями.
Ринмир знал: сейчас там, снаружи, идёт суд. Судят его — без возможности оправдаться, без возможности сказать хоть одно слово. Он не слышал чужих речей, но в душе жила надежда: деревенские жители, которым он столько лет помогал, не дадут его в обиду, оправдают перед Верховным Жрецом. Не станет же тот, в самом деле, за одного колдуна уничтожать целую деревню?
Неожиданно дверь подвала открылась, и Ринмир часто заморгал, протирая заслезившиеся от слишком яркого света глаза. Он ожидал своих судей, но вместо этого увидел… Мэрайю. Девушку вёл перед собой один из тех воинов, сопровождавших жреца — высокий мужчина в позолоченных доспехах. Ринмир вскочил и тут же ударился головой о низко нависавшую балку.
Не спускаясь в подвал, воин подтолкнул девушку вперёд — и та покорно спустилась следом. Стоило двери закрыться за спиной их тюремщика, как Ринмир бросился к невесте:
— Почему ты здесь?! Ты же не маг! Почему они привели тебя сюда?
