рассчитывала на его ответы — требовала ответы — и
они у него всегда были.
Но это было тогда...
Он проводит рукой по щетине, и я замечаю глубокие
фиолетовые синяки на запястьях, где ткань врезалась
в кожу. Как долго он был связан? Как долго я была
без сознания?
— Мы должны включить отопление, — говорит
Айзек.
— Я зажгла огонь... в комнате вверх по лестнице.
Мы ищем термостат. Я заметила, как побелели
костяшки его пальцев вокруг ножа. Мы находим его
за дверью комнаты с каруселью. Он настраивает его
на тепло.
— Если есть электричество, мы должны быть рядом с
каким-нибудь селением, — говорю я с надеждой. Он
качает головой.
— Не обязательно. Это может быть генератор. И всё
может быть ненадолго.
Я киваю, но не верю ему.
Мы поднимаемся в круглую комнату, чтобы сидеть у
огня и ждать, когда прогреется дом. Айзек заставляет
меня идти первой. Когда я наверху, он оглядывается
через плечо последний раз, а затем быстро
поднимается, присоединяясь ко мне. Закрываем люк
и запираем его. Мы пытаемся водрузить над ним
шкаф, но он тоже прикручен болтами. Огонь,
который я развела, угасает. Есть три дополнительных
бревна. Я тянусь к одному и подкидываю его в огонь,
пока Айзек осматривается.
— Как думаешь, где мы? — спрашиваю я, когда он
подходит, чтобы сесть на пол рядом со мной, и
кладёт нож между нами. От этого я чувствую себя
лучше. Не доверяю даже себе. Если Айзек не прячет
оружие от меня — это хорошо.
— Так много снега? Кто знает? Мы можем быть где
угодно.
« Мы нигде» , — думаю я.
— Как ты освободилась?
— Что? — я не понимаю, о чём он говорит, пока до
меня не доходит то, что Айзек думает, что я тоже
была связана.
— Я не была связана, — отвечаю ему.
Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.
Мы сидим так близко, что пары нашего дыхания
смешиваются в воздухе. У него тёмная щетина. Я
хочу коснуться её, просто чтобы почувствовать
что-то острое и реальное.
Его глаза всегда интенсивные, два тёмных мыслящих
бассейна. Он почти никогда не моргает. Это
нервировало меня в самом начале, когда я впервые
встретилась с ним, но через некоторое время стала
это ценить. Айзек будто боялся что-то пропустить.
Его пациенты, которые также заметили это,
говорили, что они оценили отсутствие моргания во
время операции. « Вы знаете, доктор Астерхольдер
никогда не проколет вены» , — в больнице была такая
шутка.
Почему мне не заткнули рот, не завязали глаза и не
привязали мои конечности к столбам моей же
постели?
— Чтобы ты смогла освободить меня, — говорит он,
читая мои мысли.
Холодок бежит по моей спине.
— Айзек, я боюсь.
Он придвигается и обнимает меня за плечи.
— Я тоже.
Когда дома теплеет, а наши конечности снова
могут двигаться, мы открываем люк и спускаемся
вниз. И теперь сидим за столом на кухне друг против
друга. У наших глаз остекленевший взгляд двух
человек, находящихся в шоке. Хотя я не сомневаюсь,
что мы будем быстры как кошки, если понадобится
действовать. Прикасаюсь к ручке ножа. Айзек и я
положили свои ножи на стол перед собой, их остриё
направлены в сторону другого. Ему не обязательно
что-то говорить мне, чтобы знать, что у него на лице
написано подозрение. Как и у меня. Мы выглядим
глупо: похищены, заперты в доме и ожидаем, что тот,
кто это сделал, вернётся.
— Выкуп, — говорю я. Мой голос скрипит. Он
застревает в горле, прежде чем я могу сказать
что-нибудь ещё. Сглатываю и смотрю на Айзека.
Он рыщет глазами по углам комнаты. Его нога
дёргается вверх и вниз, я могу чувствовать вибрации
через дерево. Каждые несколько минут Айзек
переводит глаза от окна к двери.
— Может быть…
Ощущаю паузу, после « может быть». Он хочет
сказать больше, но мне не доверяет. И если бы я
действительно вникла в свою теорию, она, скорее
всего, развалилась бы. Похищения с целью выкупа
быстрые и грязные; пистолет, приставленный к
голове, скорые требования. Без клавиатуры на двери
и достаточного количества продовольствия, чтобы
переждать одну из долгих зим как в книгах Джорджа
Мартина ( Прим. ред.: Джордж Рэймонд Ричард
Мартин — современный американский писатель-