И этот нюанс вызывал у Максима жгучий интерес. Который он так и не сумел удовлетворить при жизни прадеда.
– Интересно, что бы ты сказал, если бы я изъявил желание носить твой «Брегет»?
Фразу Воронов произнес шутя, просто «прикалываясь» во время осмотра выдвинутого ящика, но произнеся – на несколько секунд задумался, сообразив, что в принципе не против пойти по стопам прадеда.
Светлый костюм-тройка, ладно сидящий по фигуре, белая сорочка, галстук, завязанный небрежным узлом, блестящие туфли, а на животе – неброская золотая цепочка…
«Черт, а ведь это действительно красиво!»
Макс усмехнулся, вытащил еще одну шкатулку – в ней, отдельно от всех, хранилась звезда Героя Социалистического Труда, – нащупал лежащие в дальнем углу часы, вытащил их и…
И не сдержал удивленного восклицания:
– Что за на фиг?!
Это без всяких сомнений была знаменитая реликвия Якова: форма, размер, крупная заводная головка, все совпадало. Вот только извлеченный из ящика «Брегет» оказался не золотым, а серым, как будто из стали или давно не чищенного серебра! А на крышке отсутствовала гравировка, которую Максим помнил с детства! Сохранилась только надпись: «Breguet. Depuis 1775», и все! Остальная поверхность была гладкой, как швейцарская коленка.
У Макса спутались мысли. Подмена? Глупость! Не может этого быть. Но что за чертовщина? Почему раньше часы были золотыми, а теперь вдруг стали железными? Что приключилось? И куда подевалась гравировка?
Воронов повертел «Брегет» так и этак, аккуратно открыл, осторожно закрыл, покрутил заводную головку, а потом… вдруг на миг замер и, повинуясь непонятному порыву, откинул крышку с громким щелчком. Пижонски так щелкнул, с шиком, как это делал прадед.
И ошеломленно вытаращился на часы, корпус которых чуть пожелтел. До золотого отлива ему еще было далеко, но и назвать его уныло-серым язык не поворачивался.
«Интересно…»
Вокруг сохранившейся надписи появился едва заметный контур, нечто вроде неглубокой царапины, старательно повторяющей изгибы букв, но в миллиметре от них – это Макс обнаружил, когда перевернул часы и осмотрел их, не закрывая крышки.
«Что происходит?»
А самое главное – окружающий мир неожиданно обрел новые краски, словно включился режим улучшенной цветопередачи. А заодно яркости, контраста и насыщенности.
«Вот это анекдот!»
Макс захлопнул крышку, и окружающий мир потускнел и приуныл. А еще из него непонятным образом исчезли кое-какие детали, которые молодой человек успел разглядеть, пребывая в «режиме улучшенной цветопередачи».
«Яков, да что же это такое, а?»
Воронов снова щелкнул крышкой часов, осторожно положил их на стол и огляделся, подмечая то, чего не было в «реальности»…
С другой стороны, а что на самом деле реально?
Когда он там, где настоящее?
Ответа у Максима не было, и он занялся тем, что видел. Точнее – что увидел.
Рядом с настольной лампой появилась вырезанная из кости статуэтка всадника. Причем – совершенно неожиданно для прагматичного прадеда, – статуэтка фантастическая: конь был обыкновенным, а вот у наездника имелась дополнительная пара рук.
В угловом шкафу, рядом с которым располагался небольшой рабочий столик, вместо книг обнаружилось невероятное количество всевозможных склянок и мензурок, коробочек, футляров и мешочков: кожаных и тканых.
А висящий над креслом портрет Ленина чудесным образом обратился в дверцу старого, но внушительного сейфа.
– Я сплю? Или прадед подмешал в чай веселящую травку?
Критичный ум современного и вполне рационального, даже циничного молодого человека категорически отвергал абсурдную мысль о том, что все происходящее есть результат либо фантастических технологий, либо еще более фантастической магии, но она возвращалась с навязчивостью упрямого насекомого и жужжала: «А как ж-ж-же еще объяснить метаморфозы? Как? Как? Как?»
Максим допил чай – если в нем действительно есть галлюциноген, то лучше закончить прием как можно раньше, – поднялся, медленно прошелся по комнате и посмотрел на коробочки и мешочки. Почти все оказались подписаны, однако надписи на бирках молодого человека не порадовали:
«Толченая кость дебелого ящера». Не менее 98 %.
