— Ой, и не говорите, добрый пан. С тех пор, как на смену покойному старому пану пришёл молодой, я несу одни убытки, только убытки и ничего кроме убытков. А куда деваться, добрый пан? Это вам не прежние времена, когда захотел — ноги в горсть, да и пошёл себе к другому господину. Ныне мужикам бегать строго заказано.
Первей молча пил пиво, закусывая ломтями хлеба с положенными поверх ломтями брынзы — тоже немецкий обычай, притащенный сюда поляками. Впрочем, Первею было всё равно, в еде он давно не чувствовал особого вкуса — поел, и ладно. Да скоро ли явится этот самый ясновельможный пан Тыклинский? Плохо, если сегодня придётся ночевать в этой халупе. Тут, поди, и клопы имеются…
«Отзовись, Родная»
«Слушаю тебя, рыцарь»
Да, похоже, они-таки сработались, Первей и его ведущий Голос. Надо же — наяву и откликается по первому зову…
«Когда этот явится? Ты же всё знаешь»
Короткий бесплотный смешок.
«Да, я знаю многое, но далеко не всё. Этот ясновельможный пан Тыклинский непредсказуем, как всякий полоумный маньяк. Кто знает, что в голову ущербную придёт, одно лишь ясно: мысли светлые её не посещают»
Рыцарь засмеялся в голос, и хозяин со служанкой покосились на него изумлённо — всего-то кружка пива…
«Обрадую тебя. Похоже, в голову ясновельможного пана пришла-таки нужная нам мысль. Он скачет сюда, в корчму»
Первей поставил на стол недопитую кружку пива. И пиво-то у него дрянь… Верно подмечено в народе — у злого хозяина доброго пива не бывает…
Вдалеке послышался нарастающий топот множества копыт — ни дать ни взять, скачет татарская конница с Дикого Поля. Погоня, что ли?
Дверь распахнулась от мощного удара, едва не слетев с петель (вот почему новые двери, сообразил Первей — похоже, хозяину приходится менять их часто), и в корчму ввалились дюжие молодчики, гогоча и улюлюкая. Впереди всех явился роскошно одетый молодой человек, с саблей и кинжалом на боку, в высоких запылённых сапогах, поигрывающий нагайкой.
— Эй, где ты там, Гонза? Слезай со своей козы, я хочу заглянуть в твои прекрасные очи!
Громовой хохот, от которого заколебалось даже пламя в очаге. Корчмарь уже спешил навстречу с угодливой улыбкой, распластавшись в подобострастном поклоне.
— Горячее на стол, живо! И вина! Гжесь, Войтек, Клык, Рябой — немедленно найдите в этой дыре приличную девку, да смотрите, чтобы нетронутую — шкуру спущу! И не тащите мне десятилетнюю, как в прошлый раз — у девки должны быть титьки, дурачьё! Себе можете взять что хотите, лишь бы не девку. Всё ясно?
— Так есть, светлый пан! Сей момент доставим!
— Бегом марш!
Когда четверо смелых отправились на поиски добычи, пан Тыклинский размашисто пересёк корчму, сел на лавку и только тут заметил Первея, спокойно сидевшего в тёмном углу.
— Это ещё кто? Эй, любезный пан! Будьте добры, подойдите сюда!
Рыцарь не пошевелился, спокойно прихлёбывая пиво. Дрянь пивцо-то, дрянь…
— Эй, любезный! Он глухой?
— Я отлично слышу вас, пан Тыклинский.
Галдёж в корчме затих.
— Кто вы такой, и откуда знаете меня?
Первей снова отставил кружку. Нет, как хотите, моча, а не пиво…
— Я Исполнитель.
— Исполнитель чего?
Первей промолчал, откидываясь на лавке, опираясь на стену.
— Я не слышу ответа.
— Пан Тыклинский, ну зачем вам знать ненужное? Всё, что от вас требуется — быстро и чётко исполнять мои команды.
Вот теперь в корчме стало по-настоящему тихо, только огонь шипел и потрескивал в очаге. Нет, так не пойдёт — того и гляди, разразится драка, а он один… И потом, Приговор следует исполнять точно.
Рыцарь привычно сосредоточился — волна дрожи, затем как бы холодок…
— Подойдите сюда, пан Тыклинский.
Вышеназванный пан встал, как сомнамбула, неловко переставляя ноги, подошёл к столу, за которым примостился Первей.
— Садитесь, прошу пана.
Зачарованный со стуком, как кукла, сел на лавку напротив.
— Я королевский исполнитель, прибыл сюда по вашему делу, — рыцарь почти не солгал, — Но это чуть позже, а пока, мне кажется, вашим молодцам пора выпить и закусить.
Или хотя бы выпить, подумал Первей, ослабляя нажим.
В глазах пана Тыклинского появилось некое осмысленное выражение.
— Я рад приветствовать ясновельможного пана королевского прокурора на своей родовой земле. Эй, Гонза! Вина! Все пьют!