– Примите хотя бы еще один совет – выпейте полстакана рома и укутайтесь потеплее.
Совет был дельным. Подумав, Лопухин кивнул:
– Пришлите. Кстати, я не обратил внимания: под каким флагом мы идем?
– Идем без флага, – доложил Кривцов. – Пиратскую тряпку я, конечно, приказал спустить.
– Поищите, нет ли на судне британского или на худой конец голландского флага. Если нет, придется сшить. Но быть должен. Надеюсь, его еще не порвали на портянки.
– Английский флаг имеется. Прикажете поднять?
– И немедленно.
Кривцов ушел. А Еропка дерзнул высказать собственное мнение:
– Бандиты.
– Что?
– Я говорю: бандиты, барин. Чужими флагами запаслись. Морские оборотни.
– А то я без тебя не знал. Но запомни: норманны хвастливы и пользуются чужими флагами лишь тогда, когда противник сильнее. Для нас это важно.
– Почему важно, барин?
Лопухин не ответил – думай, мол, сам.
Его знобило. Да, надо выпить чего-нибудь крепкого. И водная процедура была, пожалуй, лишней…
Имелся ли на «Победославе» английский флаг?
Бессмысленный вопрос. Пыхачев приказал спустить брейд-вымпел, но ни за что не согласился бы поднять вместо Андреевского флага британскую тряпку. Он не попытался бы обмануть исландцев не из уважения к ним (с какой стати уважать отпетых негодяев?), а из уважения к себе.
Вдобавок теперь-то уж ясно, что не помогла бы и маскировка под англичан. Пираты заведомо имели точное описание корвета и канонерки.
А теперь? Судя по найденным в каюте капитана бумагам, бывший владелец баркентины – ярл с Фарерских островов. Опознают ли судно по силуэту где-нибудь у восточных берегов Гренландии?
Весьма сомнительно.
Через минуту на грот-мачту взлетел Юнион Джек. Команда встретила его появление беззлобной руганью, смехом и двупалым свистом.
Здесь не было гордого каперанга Пыхачева. Не нашлось и слабоумных, не понимающих, какой флаг наиболее безопасен в этих водах.
Снилось лицо Екатерины Константиновны. Только лицо, неживое и бледное, с дагерротипного портрета. Любимой было страшно холодно, любимая замерзала в царстве льда. «Катенька», – беззвучно шептал Лопухин, называя великую княжну так, как осмелился назвать единственный раз в жизни. Там, на царскосельской святочной потехе…
Но тогда, хотя морозы стояли трескучие, ни он, ни она не ощущали холода.
Теперь любимая гибла, а самое страшное – не было сил подбежать к ней и укутать, растереть щеки, согреть ладони дыханием. Ноги не слушались, на каждой висело по царь-колоколу. Лопухина самого пробирало морозом до костей, а когда он начинал выдираться из оков совсем уж неистово – бросало в жар. А, вот оно что! Его жгут на костре. Никакого груза на ногах – он просто привязан к столбу. Зима лютая, мороз неистовый, поленница не желает разгораться, и пламя то жжет, то прячется в дрова, и тогда за дело принимается стужа. И почему-то страшная горечь во рту…
– Испейте, барин. Вот так, вот так…
В один миг перенесся граф Лопухин за тысячу верст, осознал, где он находится, и кое-что вспомнил. Лихорадка скрутила, ясное дело. Рана воспалилась – и пожалуйте в койку. А может, тиф. На теле мокрое белье, хоть выжимай. Но что за отрава льется в рот?
Наверное, хина. Вот гадость.
Из серой мглы вылепилось лицо Еропки – смешное, безбородое. Стало быть, сбрил растительность, отчаявшись иным образом вывести вшей. И голову оголил, уши торчат. На басурманина похож.
Отстранил кружку, сумел спросить:
– Это… тиф?
– Нет, барин, – утешил слуга. – Фельдшер говорит, нет у вас тифа и ни у кого нет. Горячка только. Вы, почитай, три дня в беспамятстве лежали. Но теперь, вижу, дело на поправку пойдет.
– Крив… Кривцова позови.
Физиономия слуги выразила огорчение.
– Никак не могу-с. Федор Кузьмич курс исчисляют, не велели беспокоить. К острову Ян-Майен идем. Они говорят, там населения нет и пиратов нет, потому как голая скала. Удобное, говорят, место для практических стрельб.
По тому, как уважительно говорил Еропка о Кривцове, граф уже сделал вывод: у баркентины есть капитан. Но все же не удержался, задал еще один вопрос:
– А… команда?..
– В повиновении, – мгновенно понял слуга. – Не извольте беспокоиться, барин, на судне полный порядок. Что ни день, то лучше и лучше. Аверьянов, представьте себе, больше всех старается. Вчера штормило, а нынче опять хорошая погода. Да-с. Не угодно ли испить бульончику? Нилу помогло, а что ребенку помогает, то взрослому повредить никак не может. Пейте, барин, пейте…