— Интересно. — Доктор вскочил на ноги, выключив свое устройство. — Основной целью этого вещества должна быть оборона. Оно пытается что-то защитить — и потому превращает местную фауну в часовых. — Он ослепительно улыбнулся Финну — затем его улыбка погасла. — Но что оно защищает, а? Что такого важного? И что вдруг вызвало это сейчас, если открыли вы это помещение достаточно давно? — Он дернул головой в сторону трещины. — Что там по ту сторону? — Он сделал пару шагов в сторону Канджучи и повысил голос. — Я говорю, что там по ту сторону?
Золотые пальцы статуи Канджучи сложились и сжались в необъятные бугристые кулаки.
— Идемте, Доктор. — Ощущая мурашки на своей коже, Финн быстро развернулся и направился назад к разрушенному выходу. — Прежде чем что-нибудь еще не преградило нам путь.
— Игнорирование проблемы не заставит ее исчезнуть, Директор, — предупредил его Доктор. — Что-то пробудилось. Что-то очень древнее и очень враждебное. И то, что мы здесь сейчас видим — это лишь цветочки, и только. Положение станет хуже, гораздо хуже. Речь сейчас идет об огромных количествах хуже!
«Паникерская чушь», — подумал Финн, торопясь покинуть помещение. Ему только хотелось, чтобы у него было достаточно смелости произнести это вслух.
* * *
Соломон медленно шел сквозь тьму заброшенных восточных пещер, его гаснущий фонарь проливал слабый желтый свет на петляющую впереди тропинку. Вокруг, в тех местах, где потолок обрушился и сталагмиты раскололись, были раскиданы кучи булыжников. Некоторые из лавовых труб были слишком маленькими для того, чтобы через них можно было бы пройти, приходилось сгибаться и ползти, иногда даже протискиваться на животе. Не удивительно, что восточные сети были практически списаны со счетов, по крайней мере, до тех пор, пока грибок не получит распространение, и им не понадобятся дополнительные пространства.
Соломон достиг того, что на первый взгляд казалось тупиком в узком конце туннеля. Но луч угасающего фонаря выявил там темный силуэт камней, рассыпанных, преграждая путь. Он выключил свет, начал убирать камни.
Где-то позади послышался отдаленный звук, и он замер. Его не должны здесь найти. Если же все-таки…
Шум не повторился. Соломон вернулся к расчистке камней из узкого прохода, затем прополз через образовавшийся проем. На этой стороне проход был выше и шире.
И в конце него кто-то стоял.
Темный силуэт с горящим факелом в руках.
— Что ты здесь делаешь? — требовательно произнес Соломон.
— Мы хотим еще пищи. — Тихо сказал силуэт.
Соломон покачал головой.
— Больше нет. Я всегда говорил, я могу делать вам только одну доставку в неделю.
— Этого недостаточно.
— Пропажу большего количества заметят. — Соломон подошел к мужчине с факелом и протянул руку. — Рад видеть тебя, Талиб, но я предупреждал тебя никогда сюда не приходить.
Талиб принял его рукопожатие, но лицо его оставалось холодным, как тьма.
— Грабители и мятежники забрали большую часть пищи. Они взяли наших овец и коров, даже циновки, на которых мы спим. И они вернутся.
— Я не могу дать вам больше, — произнес Соломон. — Ты слишком многим рискуешь, приходя сюда. Если тебя видели — если хоть кто-нибудь узнает, что туннели тянутся до самого Гуронка — вас могут переселить в приюты или спихнуть в лагеря помощи. Ты этого хочешь? — Он с подозрением посмотрел на Талиба. — Нет. Я знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь найти свой собственный путь на другую сторону, не так ли? Пытаешься сам взять пищу?
— Нам это нужно, Соломон.
Соломон не смог удержаться, чтобы не повысить голос.
— Если меня поймают за кражей для вас, меня сошлют в трудовые лагеря. И тогда у вас не будет ни еды, ни чего бы то ни было другого — ты понимаешь? Ничего больше никогда.
Талиб со злостью взметнул свое лицо вплотную к лицу Соломона.
— Если мы не получим больше, никакой нужды в пище у нас уже не будет. Потому что мы все будем мертвы.
— Мне жаль. — Соломон покачал головой. — Я могу попросить Бэзела поговорить со своими друзьями в лагере Инико…
— Твой отец стыдился бы, — презрительно фыркнул Талиб. — Ты говоришь, что хочешь помочь своей деревне, но…
