- Вы, верно, так же как и я, любуетесь этим чудным зданием? - сказал я по-итальянски, указывая на замок святого Ангела. Незнакомый бросил на меня такой недоверчивый и в то же время проницательный взгляд, что я совершенно смутился. Повторяя мой вопрос, я сбился с толку, заговорил вздор и сделал непростительную ошибку. Незнакомый улыбнулся, поглядел на меня доверчивее и сказал вполголоса:
- Вы иностранец?
- Да, - отвечал я.
- Вы, верно, путешественник и, если не ошибаюсь, родина ваша далеко отсюда?
- Вы отгадали, я русский.
- Русский, - повторил незнакомый, взглянув на меня еще веселее. - Вам должно быть здесь очень жарко, я знаю вашу холодную Россию, несколько лет тому назад я был в Петербурге, у меня есть там приятели, я имел честь знать лично князя Потемкина, но мы, кажется, не понравились друг другу. Я также очень часто бывал... Тут назвал он мне пять или шесть известных имен и, поговорив еще несколько времени о Петербурге, вдруг оста новился и сказал мне:
- Вы, кажется, спрашивали меня, нравится ли мне этот замок? Не знаю, как вам, а мне он вовсе не нравится.
- Однако ж вы очень пристально на него глядели.
- И очень часто это делаю. Если это неизбежно, то надобно стараться заранее к нему привыкнуть.
- Привыкнуть! - прервал я с удивлением. - Да на что вам к нему привыкать - ведь этот замок тюрьма...
- Хуже, - прервал незнакомый. - Это римская Басти лия, а кто знает парижскую... Но вы меня не поняли: это здание не всегда было тюрьмою. Знаете ли вы, для чего оно было построено? Я почти обиделся этим вопросом. Спросить у магистра Дерптского университета, знает ли он, что замок святого Ангела был некогда мавзолеем императора Адриана! Да этот вопрос стыдно даже сделать и студенту. Я закидал незнакомца историческими фактами, прочел ему наизусть сказание знаменитого Прокопия о том, как Велизарий, осажденный в Риме готами, защищался, бросая в них мра морные статуи, которыми этот мавзолей был украшен, как в средние века папа Бонифаций IX превратил его в кре постной замок, как герцог Бурбонский, осаждая в нем папу Климента VII, был убит на приступе.
- После этого... - продолжал я.
- Хорошо, хорошо, - закричал незнакомый, стараясь прервать поток моего красноречия. - Я вижу, вы человек умный, но дело не в том: если вы знаете первобытное на значение замка святого Ангела, то поймете, для чего я прихожу смотреть на это роскошное кладбище, построенное для одного покойника. Смерть - зло неизбежное! продолжал незнакомец с глубоким вздохом. - Да, неизбежное! - прибавил он почти шепотом. - Даже и для того, кто измеряет свою жизнь не годами, а столетиями.
- Как столетиями! - повторил я. - Да неужели есть такие люди? Незнакомый вздрогнул и, как будто бы спохватясь, ска зал с улыбкою:
- Вы опять меня не поняли. Разве жизнь целой нации не походит на жизнь одного человека? Разве повелитель бесчисленных народов, владыка мира, древний Рим, не умер, как умер вот этот, быть может, безвестный гражда нин, - продолжал незнакомый, указывая на похоронную процессию братьев кающихся, которая в эту минуту показа лась на берегу Тибра. - Не думаете ли, что обширная мо гила, которую мы называем Римом, хотя несколько походит на этот гордый, могучий, кипящий жизнью Рим? О, если б вы его видели! - прибавил незнакомец, и черные глаза его засверкали, - если б вы видели этот живой Рим, эту родину всего высокого и прекрасного, вы не стали бы тогда называть римлянами народ, который выдумал арлекина, создал паяца и славится своими макаронами, а Римом - этот жалкий город, напоминающий мне цыганский табор, расположенный на развалинах Пальмиры. И вы рассуждаете о высоком и прекрасном! Перестаньте! Вы не знаете ни того, ни другого. Вы называете изящным и великолепным зрелищем ваши кукольные комедии! Горсть людей сберется в какой-нибудь каменный балаган, его назовет Сан-Карло или Ла-Скала, а себя публикою, и думает, что видит перед собою высокое и прекрасное зрелище!.. Жалкие пигмеи!.. Да если вы не верите преданиям, так посмотрите на развалины Колизея: не говорят ли они вам, что все ваши детские затеи суть не что иное, как жалкие пародии забав великого Рима. Вы пла чете, когда в вашем балагане, на этих презренных подмост ках, какой-нибудь паяц-трагик заколет себя деревянным кинжалом, а в Колизее сотни людей умирали не шутя, чтоб заслужить рукоплескания восьмидесяти тысяч зрителей. Вы удивляетесь вашим холстинным морям и трехаршинным кораблям из картузной бумаги, а Колизей, по мановению кесаря, превращался в обширное озеро, и настоящие воен ные галеры не представляли морское сражение, но дрались в самом деле, для забавы гордых римлян. Да! Все это бы ло, - промолвил незнакомый грустным голосом, - давно, очень давно!.. Века прошли, настанут другие, но Рим не воскреснет... Незнакомый замолчал, потом, как будто бы говоря с са мим собою, продолжал:
