— Если вам так нравится быстрая езда, вы должны позволить Берти покатать вас на «пежо», — сказал лорд Харткорт.
— Когда тебя везут лошади, это гораздо интереснее! — заявила Гардения. — И кажется, что они умеют бегать проворнее любого автомобиля.
Бертрам рассмеялся.
— Многое зависит от воображения. У меня, например, иногда возникает такое ощущение, что я уже пробовал летать на аэроплане.
Лорд Харткорт хмыкнул.
— На аэроплане!
— Вчера вечером я разговаривал с одним человеком по имени Густав Хаммель, — сообщил Бертрам. — Этот парень намеревается побить рекорд Блерио и долететь до Англии за половину затраченного им времени. И, знаешь, Вейн, в этом что-то есть! Не исключено, что через несколько лет у каждого из нас появится возможность на чем-нибудь полетать.
— Как все это интересно! — воскликнула Гардения. — Когда мы с мамой читали о полете мсье Блерио через Ла-Манш, у нас по коже бегали мурашки. По-моему, Франция всегда в чем-нибудь опережает остальные страны.
— Не всегда! — возразил Берти. — Старушке Англии тоже есть чем похвастаться. Ты со мной согласен, Вейн?
— Отчасти, — ответил лорд Харткорт. — Если говорить о достижениях в авиации, французы, несомненно, ушли от нас далеко вперед.
— Я с удовольствием познакомилась бы с мсье Блерио, — сказала Гардения мечтательно. — Может, кому-нибудь из вас доводилось встречался с этим человеком?
— Я могу представить вас Густаву Хаммелю, — ответил Бертрам. — Он знает Блерио. А еще — одного англичанина, сделавшего значительный вклад в развитие авиации. Его зовут Клод Грэхам-Уайт.
— Полагаю, что дамы поднимутся в небо еще очень не скоро, — усмехнулся лорд Харткорт.
— О, перестаньте, прошу вас, — взмолилась Гардения с шутливой серьезностью. — Если вы разовьете эту тему, то скоро я примкну к рядам суфражисток21.
— Эти дамочки просто сумасшедшие, — сказал Бертрам с чувством. — Выкидывают свои безумные номера непонятно ради чего. Привязывают себя к заборам, кричат перед зданиями парламента и позорят тем самым всех представительниц прекрасного пола.
— Что касается меня, я, конечно, не решилась бы на столь отчаянные поступки ради получения права голоса, — произнесла Гардения рассудительным тоном. — Но считаю, что женщины должны иметь больше свободы. Только подумайте, ими постоянно кто-то управляет! Сначала родители, потом муж!
— Вас я ни за что не держал бы в рамках, — тихо сказал Бертрам.
— Спасибо. — Гардения бросила на него косой взгляд. — Но если бы тетя решила не пускать меня на эту прогулку, я не ехала бы сейчас с вами.
— А почему она передумала? — спросил Бертрам, искусно заставляя лошадей обогнуть две машины, стоявшие у обочины.
— Не знаю, — быстро ответила Гардения, не желая заострять внимание на обсуждении тетиных замыслов. — Вероятно, потому что все женщины непредсказуемы.
Бертрам рассмеялся.
— В этом я с вами абсолютно согласен. Сам нередко приходил к подобному выводу. А ты, Вейн? Что ты можешь сказать по поводу женской непредсказуемости?
Лорд Харткорт не ответил, сделав вид, что вообще не расслышал вопроса кузена.
— Взгляните внимательнее на лошадей Бертрама, мисс Уидон, — сказал он, переводя беседу в другое русло. — Правда, бесподобные животные?
— Я от них в восторге! — призналась Гардения. — Замечательно, что мистер Каннингхэм до сих пор ездит в запряженном лошадьми экипаже. Теперь большинство горожан предпочитают автомобили старым добрым коляскам.
— Но самые щеголеватые из молодых людей все еще не выпускают из рук поводьев, — заметил лорд Харткорт с улыбкой. — Мимо некоторых из конкурентов Берти мы проезжали сегодня. Вы заметили, какие отличные у них скакуны?
— Больше всего мне нравятся эти лошадки. — Гардения кивнула вперед, указывая на черных кобыл Бертрама.
Берти просиял.
— Спасибо, Гардения. Вы меня порадовали. В последнее время я слышу не так много приятных слов.
— Только не балуйте его, мисс Уидон! — с шутливой серьезностью сказал лорд Харткорт. — А не то он задерет нос.
Гардения рассмеялась. Она не ожидала, что прогулка окажется настолько увлекательной. Было нечто бодрящее и захватывающее в езде в этом модном и в то же время довольно нелепом экипаже. Она сидела на высоком сиденье в обществе двух симпатичных молодых людей и чувствовала себя самой счастливой девушкой на свете.
