Лорд Харткорт улыбнулся.
— Хорошо рассказываешь, Берти. Ты еще не думал написать о легендарной Лили настоящий роман?
Бертрам рассмеялся.
— Все это я услышал от отца. А уж он-то, поверь мне, знает правду о Лили де Мабийон лучше, чем кто бы то ни был.
Вероятно, когда-то мой папочка тоже сходил по ней с ума.
— Наверное, то же самое можно сказать о половине мужского населения Парижа, — произнес лорд Харткорт. — Очевидно, в девяностые годы скучать парижанам не приходилось.
— Думаю, ты прав, — согласился Бертрам Каннингхэм. — Но позволь мне продолжить. Лили, по-видимому, тоже была неравнодушна к моему старику. По крайней мере многое рассказывала ему о себе. Например, то, что воспитывалась в порядочной английской семье, и то, что никогда не вышла бы за Рейнбарда, если бы не задыхалась в родительском доме от нищеты. Перспектива жить в Париже, естественно, сразу показалась ей ужасно привлекательной.
— У нее все сложилось весьма удачно. — Лорд Харткорт цинично ухмыльнулся.
— Еще и как удачно, — поддержал его Бертрам. — Рейнбард вскоре освободил ее от своего общества — неожиданно скончался. Он чересчур много пил, а однажды зимой слег с пневмонией. Злые языки болтают, будто Лили была слишком занята ублажением герцога, поэтому и не послала за врачом, когда Рейнбард остро нуждался в медицинской помощи. Соответствует ли это действительности, никто не знает. После смерти Рейнбарда парижане высших кругов только и делали, что заключали пари: подавляющее большинство утверждало, что герцог не женится на своей восхитительной любовнице.
— А он взял и женился, — сказал лорд Харткорт, опускаясь на стул за письменным столом. В его глазах играли искорки, но рот искривляла едва заметная ухмылка. Создавалось такое впечатление, что он не верит в рассказанную братом историю, хотя не намерен высказывать своего мнения вслух.
— Лили прижала беднягу де Мабийона к стенке! — горячо сообщил Бертрам Каннингхэм. — В тот период в Париже находился великий князь из России, я забыл, кто точно это был.
Этот князь сорил деньгами направо и налево, возле него вились самые красивые из парижских женщин. Он делал им такие шикарные подарки, какие другие кавалеры были просто не в состоянии дарить. Лили действовала решительно. Она дала де Мабийону на размышления ровно двадцать четыре часа.
— На размышления о чем? Жениться на ней или нет? — спросил лорд Харткорт.
— Естественно! — Бертрам кивнул. — Если бы герцог не сделал ей предложение, она продалась бы за русские рубли.
Великий князь уже подарил ей жемчужное ожерелье и был готов презентовать небольшой замок на окраине Парижа. Это самое ожерелье она надела на шею в день венчания с де Мабийоном. Представляешь?
— Да уж! — Лорд Харткорт усмехнулся. — Значит, именно таким образом Лили стала герцогиней. — Он поднялся из-за стола и направился к двери. — Юным особам, жаждущим преуспеть в жизни, следует брать с нее пример. Пойдем, Берти. Я проголодался.
— Какая неблагодарность! — воскликнул Бертрам Каннингхэм, вставая со стола. — Я из кожи вон лезу, развлекая тебя одной из самых невероятных историй, известных Парижу, а ты думаешь только о возможности побыстрее набить свой желудок! Неслыханно!
Лорд Харткорт потер лоб.
— Главное, что меня сейчас заботит, так это моя голова, Берти, — ответил он. — Шампанское вчера подавали отменное, но я явно перебрал.
— Насколько я понимаю, я многое потерял, не посетив вчерашнюю вечеринку Лили, — сказал Бертрам Каннингхэм расстроенно. — А почему ты так рано ушел домой?
— Все очень просто, — ответил лорд Харткорт, когда они начали спускаться по мраморной лестнице. — Захотел отдохнуть от гвалта. В тот момент, когда я уходил, Теренс поливал девиц из сифона с содовой, а Маделейн орала так громко, что у меня заложило уши.
— Мне кажется, к ней весьма неравнодушен эрцгерцог, — заметил Бертрам Каннингхэм.
— Так пусть берет ее. — Лорд Харткорт небрежно махнул рукой. — Что касается меня, мне до Маделейн нет никакого дела.
— Естественно! — весело сказал Бертрам. — По сравнению с Анриэттой эта особа — ничто. По части женщин и лошадей ты всегда был знатоком, Вейн.
