— Правильно!.. — возбужденно загудело собрание. — Это не жизнь, а чистый ад. Мы все хотим уехать… Скатертью дорога трусам!.. Долой болтуна!.. Довольно!..
— Уехать? — покрывая шум своим звонким голосом, крикнул Арман. — Увы, это совсем не так просто, товарищи!.. Нас здесь очень много и нужно очень долгое время, чтобы вывести всех нас обратно в старый свет. Да и стыдно, по-моему, спускать знамя так скоро, — надо просто поправиться и попробовать по-другому. Итак, я предлагаю, во-первых, просить командира «Норфолька» взять временно власть в свои руки, арестовать наших правителей и — стараясь покрыть голосом аплодисменты, крики и свист, кричал он, — предать их в руки правосудия, как простых уголовных преступников: кровь их жертв и ограбление пещер вопиют к небу… Ведь, если туземцы догадаются, что это дело белых, это значит война без пощады из-за каждого куста, из-за каждой скалы… Правда, мы лучше вооружены, но и их отравленные стрелы тоже кое-что значат… И потом где же будет братство людей? И разве только это одно на совести у захватчиков власти?
Бурный шум возбужденного собрания некоторое время не давал ему продолжать.
— Второе, что мы должны сделать, — продолжал опять Арман, — это отказаться от коммунистического хозяйства и каждому завить свое собственное гнездо. Не можем же мы вечно сидеть на хлебах старой капиталистической и презираемой нами Европы! Духа коммунизма в людях не оказалось. Все наше время проходит в спорах и ссорах. Пастух не желает получать одинаковое вознаграждение с учителем, потому что он мокнет под дождем, в грязи, а тот «блаженствует в школе», дровосеки ропщут на музыканта, а работающие в угольных копях проклинают всех, но сами не вырабатывают и пятой доли того, что дает европейский углекоп. Лентяи у нас блаженствуют, а честные люди должны выбиваться из сил… Благодаря жестокости Рейнхардта среди нас местами — прямо стыдно сказать!.. — вспыхнула ненависть к евреям. На той неделе опять был бунт вегетарианцев, которые решительно не хотят ходить за общественным скотом… Прямо голова идет кругом от этой непрерывной смуты… И замечательно: те необъяснимые силы антипатии, взаимного отталкивания, которые так сказывались в старом обществе, здесь еще более резко обострились: нигде вражда между отдельными лицами и партиями не достигала такой силы, как на нашем острове, в этом зеленом, плодородном, солнечном аду!..
— Вот, вот… — зашумело собрание. — Вот он нашел имя нашему острову: Ад… Проклятый Остров…
— Бросьте, Арман… Вы очень рискуете… — тащил Армана с трибуны, седой, грустный коммунист. — Начальство уже засуетилось… Расходитесь, товарищи…
— Арман… милый… — стонала Джулиа. — Я умоляю тебя…
— Они уже опоздали, товарищи… — крикнул весело Арман и, вынув белый платок, махнул им к лесу и звонко крикнул: — Халло!..
Разом зарокотали на опушке барабаны и матросы с «Норфолька», с винтовками на плечах, стройно и быстро вышли на поляну. Необыкновенный восторг охватил всех и по поляне грянуло оглушительное «ура».
— Господин лейтенант, — крикнул Арман офицеру с трибуны, — собрание просит вас оказать нам защиту, арестовать узурпаторов и взять, хотя временно, власть в свои руки.
— Насильники будут арестованы… — отвечал молодой лейтенант с решительными усами. — Что касается до принятия власти, то я переговорю об этом с командиром крейсера. Продолжайте ваши дела, а мы поищем кого нужно…
Он отдал вполголоса какие-то распоряжения и часть отряда ушла.
— Теперь мы можем продолжать, товарищи, уже свободно беседовать о наших делах… — сказал Арман, возбужденный. — Я предлагаю вам героическое решение: немедленное уничтожение коммуны и переход к хозяйству индивидуальному. А затем, когда каждый из нас станет на ноги, мы будем осторожно, постепенно, — может быть, путем кооперации, — переходить к более совершенным и справедливым формам экономической жизни…
— Великолепно!.. Прекрасно!.. — весело кричали со всех сторон. — Давно пора… Нет, это решение слишком уж героическое: пусть, кто желает, теперь же организуется в маленькие коммуны, а кто хочет жить особняком, пусть живет особняком… Правильно… Свобода прежде всего!.. Слава Богу, кошмар кончился… Принято, принято!.. А всего лучше было бы назад, в Европу…