— Почему не сумел, сумел, — Антон Вениаминович благодушно сощурился. — Я даже не буду возражать, хотя ваша позиция, Сережа, не нова и легко поддается критике. Ты как считаешь, Вера?
Хозяйка своему приятелю не ответила, обратилась к Боровкову:
— Ты, кажется, хотел поговорить о каком-то своем личном деле, Сережа?
Он это так понял, что пора, мол, тебе выкатываться отсюда, дружок. Холодок скользнул ему под лопатки.
— Личное дело не к спеху. Я могу в другой раз зайти.
— И часто ты ко мне собираешься заходить?
В ее голосе, раздраженном взгляде и следа не осталось от недавней приветливости. Вот оно — горе-горькое, его гнали взашей, как нашкодившего щенка, его застали врасплох. А он-то, казалось ему, так обаятельно держался. Он маленькую сделал ошибку, когда взялся играть перед ней не свою роль. Она его быстренько раскусила своими остренькими зубками, попробовала на вкус, поморщилась и теперь собирается выплюнуть. А уж лучше бы проглотила. Ему в эту самую минуту жить расхотелось.
— Я вам не угодил? — спросил Боровков. — Вам не угодили мои рассуждения?
— Не люблю умствующих циников. Особенно тех, у которых мамино молоко на губах не обсохло.
Антон Вениаминович, занавешенный сигаретным дымом, сделал вид, будто он присутствовал при этом разговоре как бы в отдалении и ничего не слышит. Это было на руку Боровкову.
— Не гоните меня, — сказал он печально, воспользовавшись их с Верой Андреевной относительным уединением. — Я вовсе не циник.
— Кто же ты, если считаешь, что две трети человечества надо уничтожить?
— У меня язык как помело, — объяснил Боровков. — Я часто сам не понимаю, что говорю.
Вера Андреевна поднялась.
— Поскучай немного один, Антоша. Я провожу студента.
— Вы разве уже уходите, Сережа? — спросил художник.
— Приходится.
— Не вешайте носа. Я был рад с вами познакомиться. Честное слово.
«Он ее, наверное, крепко охмурил», — подумал Боровков с тихой ненавистью к этому лощеному, самоуверенному человеку, так надежно тут обосновавшемуся.
В коридоре Вера Андреевна сказала:
— У тебя действительно есть ко мне какое-то дело? Пойдем на кухню.
— Почему вы так заторопились от меня избавиться, Вера?
— Я все могу стерпеть, кроме хамства. Ты с самого начала вел себя развязно. Ты умный мальчик, но это не дает тебе права на дурные манеры. Зачем тебе знать про моих детей?
— Мне все интересно.
— Вон как!
— Конечно, вы повидали свет, бывали за границей… В каком, кстати, качестве?
— В качестве переводчицы.
— Ага. Понятно. — Ее лицо светилось, он изо всех сил сдерживался, чтобы не схватить ее за плечи, так близко она была, такое головокружение распространяла. — Я немного растерялся, простите. Впервые в таком обществе — известный художник, переводчица. Заглянул одним глазком в красивую жизнь.
— Это все?
— Тут такая Штука, Вера… Можно я тоже «ты» буду говорить?.. Я ведь в тебя влюбился. Это, оказывается, так больно. Я раньше не верил, что так бывает. А теперь даже деться некуда. Пожаловаться некому. Давай я подожду на кухне, пока художник уйдет?
Вера теребила ворот платья, пристально на него смотрела, как на выходца с того света. Сергей все же протянул руки, на мгновение успел ощутить пальцами тугую, живую ее плоть. Она, фыркнув по-кошачьи, вывернулась, распахнула входную дверь.
— Ах, какие мы, оказывается, резвые. Мы, кажется, привыкли к легким победам, да?
— Ни к чему я не привык, видимость одна. Только ты меня, пожалуйста, не прогоняй.
— Ступай, Сергей, ступай! Прошу тебя по-хорошему!
Ее голос, разгневанный, по-прежнему звучал для него чарующей музыкой. Это было волшебство, затеянное дьяволом. Он боком протиснулся в дверь, побрел к лестнице. Оглянулся. Или показалось ему, что оглянулся, потому что ничего не увидел. Глухие, серые стены, запертые двери.
На улице сел на первую попавшуюся скамейку. Ноги плохо держали. Небосвод над Москвой опустился низко в этот вечерний час и коснулся его затылка влажным сквознячком. Он поежился, втянул голову в плечи.
Он задумался о себе с неприязнью. «Какой-то собачий бред, — подумал с горечью. — Чужая, почти пожилая женщина вдруг оказалась мне необходимой и так легко навязала свою волю. Вот одна из таинственных загадок бытия… Но что же мне теперь делать?..»
