- Спаси тя бог, добрый человек, - ответил ему Елизар из чистого угла, а погодя спросил: - Куда путь правишь?
- По земле-матушке брожу - родню обхожу да с миром прощаюсь...
Последние слова плохо вязались с его молодым, сильным голосом, ладными движениями.
- А как тебе, добрый человек, имя-прозвище?
- Акинфом наречен. Из брянских я бояр. Захудал и развеян род наш.
Снаружи кто-то зацарапал дверь, зашуршал, и на пороге появились еще двое странников.
- Мир дому сему, что при вечном покое! - зычно возвестил один. Второй скромно помолился на свет лампады.
Сторож вышел из чулана, осмотрел ночлежников, но не разобрал в полутьме ничего и махнул рукой:
- Ложитесь с богом! - и ушел к себе.
Елизар уже спал, но очнулся, не ведая, сколько прошло времени, может быть, полночи или совсем мало, от зычного голоса того самого человека, что пришел последним.
- ...сие такоже заблуждение есть! - восклицал тот. - Ныне отцы духовны саном святы, а обычаем похабны! Мясо жрут по вся дни! Мало их извержено из епископии за мзду превелику, за лжу и прелюбодейст-во? То-то!
- Спаси тя бог... - вздохнул А ;инф в ответ, а Елизар навострил ухо, ему показалоа , что ночной пришелец открывает истины всезнаемы, вот и он, Елизар, только что за великую мзду, за серебро, окрестил Хали-му...
- Ты речешь: единая вера на Руси! Едина, да неверно отправляема! Отцы церкви гласом и видом своим - часто агнцы божий, а суть волчью внутри хоронят. То не пастыри - то наемники! Все они своевольны вель-ми, гневливы и недобры к странникам, холопям, ко всим мезинным людям, а как князья на исповеди стоят - вси грехи их отпускаемы. У самого господа норовят откуп справить: монастыри взградят за серебро и злато, у людей отнятое, а им за то отцы духовные рай сулят. По писанию ли сие?
- Да оборонят их ангелы небесные! - вздохнул в ответ Акипф.
- Вестимо ли те, доброй молодец, что у человека не един ангел, а два!
- Новоук я в церковной премудрости, - ответил Акинф,
- Вот то-то - новоук! И у тя и у мя два ангела: един праведен, другой злобен. Праведен рвет человека к себе, злобен - к себе, оттого смертному беспокойно на земле. Праведен несет в сердце помыслы чисты и праведны, злой же сам по себе несыт, корыстен, завистлив и гневлив, но хитер и потому силен. Кто устоит пред ним? То-то!
- Есть люди святы... - несмело промолвил Акинф.
- Где? Не в этом ли Симоновом монастыре? Игумен со братнею на постелях мягких возлежат, а мы с тобой на полу, яко псы нечисты! А что в писании сказано? Монаси призваны богом обогревати и корчити трудом своим страждущих, в нужде пребывающих. То-тоГ А мы ныне без яди ко сну отходим.
- Игумен с братиею не святы, потому не ведают про нас.
- А ведают - куска не отымут от уст своих!
- Уйми гнев свой, странник, - мягко ответил Акинф.
- А почто гладом плоть умертвляти? Плоть - она божьим провиденьем создана, почто губить ее? В писании сказано: не тоимо-де странников, но и врагоз своих имущий ухлебить должен. Аще алчет враг твой, ухлеби его, аще ли жаждет, напой его, сие гворя, углие огнен-i ie сбираешь на главу его. Не побежден от зла тот, к о побеждает благим злое, то-то, новоук!
- Премудры речи твои, странник, - ответил Акинф все так же смиренно. Сия премудрость ждет меня впереди, коль войти предстоит во храм смирения от бренности мира сего,
- И куда стопы направил свои?
- С миром прощаться иду - в землю володимерь-ску, поклонюсь тамо пресветлым соборам Боголюбовым, потом - в землю рязанскую, а уж в конце лета поклонюсь преподобному Сергию Радонежскому, в обитель тихую попрошусь. Коль душа твоя обуяна страстью и ярью, пойдем в одном хлебе, и усмиришь огонь всепа-губный. Просветит тебя отец Сергий.
- Не уймет меня вера его, - ответил странник.
- У тебя иная вера? - изумился Акинф.
- Я на распутий, яко белорыбица меж двух озер.
- Меж верой и волхвованием?
В сторожке стало тихо и было слышно, как в стороне фыркает лошадь Елизара, бродя среди могил.
- Меж верой и безверием, - задумчиво промолвил странник.
- Православно ли имя твое, человече?
- Православно: Карп.
- Куда же несешь ты безверие свое?
