— Дивизион! Шрапнелью!… Трубка… Заряд… Дальность… Угол… Один снаряд… Огонь!
Белые облачка шрапнели вспухли высоко над немецкими танками, бессильно хлестанули градинами по броне и расплющенные, обессиленные скатились в траву.
Второй залп пришелся по отъезжающим пустым автомобилям, порвал тенты, подстегнул шоферню, заставив побыстрее удрать на безопасное расстояние от поля боя. Третий неровно вспух над разворачивающейся в цепи пехотой, но слишком высоко, практически бесполезно. На каждое орудие оставалось всего по три шрапнельных заряда. Командир понимал, что на пристрелку нет времени, последний раз провел корректировку и пушки зачастили, ударили беглым огнем.
Курсансткому дивизиону вновь чертовски повезло и серые фигурки заметались, закувыркались под свинцовым градом, заелозили брюхами по траве, залползая ужами под танки, бронетранспортеры, спасаясь от столь непривычного для них удара с воздуха, всегда так надежно прикрытого самолетами люфтвафе.
Наконец немецкие солдаты не выдержали и побежали вслед за отошедшими транспортерами, оставив на месте остановки колонны с десяток плоско распластанных в придорожной пыли тел. Танки начавшие было расползаться, перестраиваться для атаки, оставшись без пехоты остановились и не решившись идти в бой без прикрытия, открыли неприцельный ответный огонь. Позиция у подножья холма оказалась невыгодной для стрельбы танковых пушек с их ограниченных стальной башней углом возвышения. Вести огонь танкистам приходилось снизу вверх и снаряды рвались то на склоне перед орудиями, то позади, среди хуторских улочек.
Батареи не прекращали огня. Частили, бухали старенькие пушки, чавкали затворы поглощая, заглатывая снаряды и гильзы. После картечи и шрапнели пошли в дело осколочно-фугасные. Взрывы поднимали фонтаны вздыбленной земли между танками, иногда очень близко, совсем рядом, но ни один не попал в цель. Полковник раньше всех понял бесперспективность такой стрельбы, но не давал команды отбой, вел беспокоящий, нервирующий фашистов огонь. Он наверняка знал, что пройдет немного времени и остаток невыпущенных снарядов окажется никому не нужным железным хламом, так пусть же летят они во врага, воодушевляют расчеты. Орудийные номера раскрасневшиеся, потные, горячие поскидывали гимнастерки, нательные рубашки и работали сейчас у станин блестя мокрыми голыми торсами. Люди вошли в ритм стрельбы и дело пошло на удивление слаженно, точно, гараздо лучше чем на последних прошедших в училище занятиях.
Немецкая атака оказалась сорвана, и курсанты получили небольшую передышку. Не догадываясь об отсутствии на батареях противотанковых снарядов, танкисты не решились атаковать позиции русских самостоятельно и потянулись вслед за пехотой, выходя из зоны огня.
Полковник скомандывал Отбой. Уставшие стволы откатившись и выплюнув в последний раз дымящиеся горячие гильзы, успокоились на старомодных высоких лафетах. Курсанты праздновали победу, хлопали друг друга по плечам, захлебываясь делились первыми боевыми впечатлениями. Командир дивизиона приказал зампотылу распорядиться насчет обеда, но поесть горячего им так и не пришлось.
Шутки закончились. Немецкий командир, разозленный потерями, утратой темпа так хорошо начавшегося наступления, наглостью обреченных артиллеристов вызвал авиацию и предоставил пикирующим с диким воем штукам проделать всю грязную работу по уничтожению неожиданного препятствия.
Желтоносые лапотники прилетели неторопливым клином, отсвечивая остеклениями двойных кабин, покачивая кургузыми крыльями, деловито перестроились в круг и пошли падать один за другим в крутое, визжащее, орущее сиренами, наполненное ужасом и смертью пике. Из под прикрытых обтекателями, неубирающихся в полете шасси вываливались кувыркаясь бомбы и неслись к близкой земле под неистовый аккомпанемент пулеметных очередей. В начале налета курсанты еще пытались организовать под командой отделенных командиров некое подобие противовоздушной обороны. Лежа на спине они согласно Уставу дружно задирали в воздух длинные стволы неуклюжих винтовок, залпами били вверх, в синее небо перед желтыми носами самолетов.
