Вчера я был свидетелем одного случая. Состоялся суд чести над девочкой, которая будто бы оторвала травяному кузнечику задние ножки. Никто не находил этому никакого оправдания. Огласили приговор, предстояло наказание — ее должны побить. Но вдруг один из мальчиков встал на ее защиту.
— Вы только подумайте, — крикнул он, — разве она могла оторвать кузнечику ножки?! Вы посмотрите, какая она красивая и какие у нее добрые глаза! Она не могла этого сделать!
Антон Сухов позвонил, почему-то думая, что, как и в прошлый раз, дверь откроет старушка с морщинистым лицом. Но перед ним появилась сама Гиата. Она мило улыбнулась, увидав Антона.
Гиата была в рабочем комбинезоне и ледровом фартуке с пятнами какой-то розовой жидкости.
— Ты работаешь? — спросил Сухов.
— Я всегда работаю. И в любое время могу не работать. А почему ты спрашиваешь? А-а-а, тебя смутила моя одежда…
— А где мать и твой сын Серафим? — сам не зная зачем, уточнил Антон.
— Ты хочешь их видеть? Серафимчик уже спит. Я его уложила с полчаса назад. И мама отдыхает. Но я могу разбудить… если хочешь.
— Нет, нет, не нужно. Я просто…
— Вот ты какой. Спрашиваешь просто так. Ты любишь поговорить? лукаво смотрела на него женщина. — Или зашел немного развлечься?.. Но это же не в твоем характере.
— Гиата, ты меня звала, вот я и пришел. Если ты работаешь, я не стану тебе мешать.
— Проходи в кабинет, Антон.
Только сейчас Сухов заметил на дверях красивые резные ручки. Многое здесь было сделано под дуб. Конечно, это синтетическая пленка, но очень искусно изготовленная. Помещение имело нарядный вид.
— Заходи. Мне очень хочется, чтобы тебя здесь ничто не смущало, улыбнулась Гиата. — Ты ведь врач. Ты уже столько повидал за свою жизнь. Мы с тобой почти коллеги, я — биолог. Помнишь, я тебе как-то рассказывала о своей работе… Садись, пожалуйста. Вот в это же кресло, где ты сидел в прошлый раз. Мне кажется, ты из тех людей, которые очень быстро привыкают к необычным вещам и ситуациям…
— А где традиционный кофе? — пытался бодриться Антон.
— Сейчас я принесу. Серафим уже спит. Маме немного нездоровится, и мне неудобно беспокоить ее.
Гиата торопливо вышла. Антон остался сидеть в кресле, осматривал кабинет. Закрыв глаза, он подумал: «И зачем я пришел?» В глубине души ловил себя на мысли, что пришел только потому, что Гиата — очень красивая женщина…
— Ты не скучаешь? — Гиата вошла, неся кофе на подносе.
— А коньяк?
— Будет, не волнуйся. А ты, оказывается, любишь этот напиток? неожиданно серьезным тоном спросила Гиата, глядя Сухову прямо в глаза, словно от этого зависело что-то необычайно важное.
— Люблю ли я?.. — удивленно переспросил Антон и вдруг вспомнил слова Гиаты. — Бесспорно. Я люблю все, что существует в этом мире. Ведь все существует в мире только для того, чтобы его любили.
— О, ты быстро проникся моей философией! — рассмеялась Гиата.
— Я не столько проникся, как решил, что много лучше все на свете любить, чем все — ненавидеть… Мне кажется, что и ты рассуждаешь так же. Не правда ли?
— Не совсем… Но близко по смыслу… Ты мне нравишься, Антон. Пей кофе. А вот и коньяк. — Она наклонилась и достала из тумбочки бутылку, поставила ее на стол. — А откроешь ты. Ведь ты мужчина!
— По крайней мере считал себя мужчиной до последнего времени. С каждой минутой я все больше убеждаюсь, Гиата, что ты не безумна.
Гиата расхохоталась.
— Но до сих пор я не представлял себе существования таких… людей.
— Таких женщин — хотел ты сказать.
— Мне кажется, что такими, как ты, могут быть и мужчины.
— О-о! Откуда тебе это известно, Антон? Ты не ошибаешься. Действительно, такими могут быть и мужчины. И я очень хотела бы, чтобы мы с тобой понимали друг друга, причем — понимали даже без слов… А знаешь, Антон, откровенно говоря, я очень сомневалась, что ты придешь ко мне сегодня. Конечно, ждала, но не верила в твой приход. Но ты молодец. Я тут затеяла одну работу. Поможешь мне? Ты же медик. Нам не трудно понять друг друга.
