Его глаза не устали, но ему показалось, что он бредит. Долина, обычно просто зеленая, выглядела невероятно пестрой от невозможного буйства травы и деревьев, а большие тропические цветки самых ослепительных в солнечном свете оттенков поражали своим великолепием. Разумеется, редкие и сильные ливневые дожди моли пробудить к жизни семена, которые годы пролежали в земле, но он должен был признать, что большие деревья не успели бы вырасти до полной высоты за несколько часов, хоть при каких осадках. Жирная земля казалась гораздо чернее обычного, и не выглядела мокрой от дождя.
Еще больше, чем так быстро выросший великолепный лес, его сбили с толку мелкие животные, которые кормились или спали в траве и деревьях. За то время, что он провел в скрытой долине, он видел нескольких птиц, отдыхавших на негостеприимных верхушках деревьев. Но никогда не замечал каких-либо мелких животных. Даже крысы избегали этого места.
Теперь же он наблюдал каких-то мелких животных, размером с лису, оставлявших пятипалые следы, но не узнавал их. На берегу реки, — теперь он обратил внимание, что она раздулась раза в три больше прежнего, и решил, что от растаявшего снега, тогда теоретический ливень был не нужным, — виднелись животные похожие на черепах, но на порядок больше и с хитросплетенными панцирями.
Это, возможно, были глиптодонты или предки черепах, но только никакой нормальный человек не мог бы согласиться с таким нелепым объяснением. С ветвей деревьев, покрывших склон горы, свисали существа, похожие на летучих мышей, но раз в сто больше чем какая-либо из тех, которые он видел в своей жизни, с размахом крыльев футов тридцать или сверх того.
До сих пор он был просто ошеломлен, пребывая в шоке от увиденных изменений, произошедшей со знакомой долиной. Когда же пришел в себя, то почувствовал, как земля задрожала под ногами, а когда повернулся лицом к устью долины, то в отчаянии закричал.
УСЛЫШАВ РЕЗКИЙ крик, животное подняло крошечную голову и обратило на него пристальный взгляд. Тварь была длиной в шестьдесят футов, не меньше. Только шея имела футов двадцать, еще двадцать пять хвост, и между ними бочкообразное тело с короткими передними ногами и невероятно толстыми задними. Его ноздри с шумом гоняли воздух, вынюхивая запах врага.
Миллер вынужден был признать, что перед ним динозавр.
Он нервно наблюдал, как тот двинулся к нему, сотрясая землю каждым шагом, быстро сокращая значительную дистанцию. Когда чудище уже находилось в нескольких сотнях ярдов от него, вбежал в дом и схватил скорострельную винтовку. Он зарядил ее своими ловкими и как всегда твердыми руками, вставив пули со стальной оболочкой в глубокий металлический кожух.
Теперь он не боялся. Не подобает твердой каменистой почве дрожать под каким-либо современным животным, и он не мог даже представить, чтобы натренированные нервы сыграли с ним такую шутку. Затем он вышел из двери, с винтовкой в руке, и спокойно ждал, пока гигантское животное не окажется в пятидесяти ярдах. Глупые, пустые глаза смотрели прямо на него; он тщательно прицелился в левый глаз динозавра, который к этому моменту замедлил ход и приближался осторожно.
Раздался выстрел. Мгновение спустя грохот смешался с жутким ревом боли, и ударившее в горы эхо отразилось тысячу раз. Динозавр рухнул на месте, его хвост, словно отбойный молот, заколотил по земле.
Тогда Миллер вернулся в дом, вычистил оружие и выпил еще одну пинту.
Когда он вышел четыре часа спустя, тварь была почти мертва.
К этому времени Миллер был совершенно трезв. Научный энтузиазм, который захватывал его даже при опьянении, и теперь разгорелся не на шутку. Он прошелся вокруг динозавра, чувствуя ликование по поводу своей победы, бросившей гигантский анахронизм под ноги его могуществу. Чудовище все еще билось, хвост крутился взад и вперед по смертельной дуге, хотя его дыхание и сердцебиение почти угасли.
Пока Миллер был в доме, в безумной агонии тварь сломала большое дерево.
Загвоздка была в том, как умертвить ее. Он знал, что примитивная нервная система огромной рептилии может поддерживать в ней жизнь в течение нескольких дней. Он мог бы попытаться добраться до чувствительного ганглия, но флексия затронутых мышц, живых или мертвых, могла легко убить его. Он жалел, что послал пулю в крошечный мозг, в результате чего потерял любопытный и ценный материал для изучения. Но совершенно целая туша вызывала не меньший интерес.
