– Хэйзел д'Арк и Оуэн Искатель Смерти… Вы вовремя явились. Я уже жду вас.
Хэйзел и Оуэн все еще соображали, как им следует отреагировать на это, а детина уже попятился назад и нетерпеливым жестом предложил войти в помещение. Они так и сделали, все же держась от него на почтительном расстоянии, после чего он снова фыркнул, хлопнул дверью и повернул ключ в замке. Оуэн как бы невзначай положил руку в карман, где лежал дисраптер, но твердое прикосновение Хэйзел заставило его вынуть руку из кармана.
Детина встал прямо перед ними и изобразил на своем лице нечто вроде вежливой улыбки:
– Меня зовут Чэнс. Я заправляю делами в «Абраксусе». Пока соберитесь с мыслями, я скоро вернусь.
Не дожидаясь ответа, он исчез. Все прогнозы, которые Оуэн строил в отношении бюро и его сотрудников, оказались несостоятельными. Здесь не было компьютеров и средств связи, не сновали курьеры и программисты. Вместо этого узкую вытянутую комнату заполняли два ряда полуразвалившихся раскладушек, тесно придвинутых друг к другу. Между рядами был оставлен узкий проход. На раскладушках лежали спящие дети. Каждому ребенку в вену был введен шприц капельницы, хотя, судя по их изможденным лицам и худым рукам, питательных растворов, вводимых через эти капельницы, было явно недостаточно. Катетеры, выглядывавшие из-под толстых одеял, которыми были укрыты дети, были выведены в грязные бутылки, стоявшие рядом с раскладушками.
«И сколько же времени они здесь находятся?» – подумал Оуэн и нерешительно подошел поближе. Хэйзел последовала за ним.
Детям было от четырех-пяти до тринадцати лет. Находясь в состоянии глубокого сна или комы, они шевелились, ворочались с боку на бок, но их лица оставались напряженными, сосредоточенными, а под опущенными веками двигались глазные яблоки. Некоторые, не открывая глаз, что-то тихо бормотали. Между рядами неторопливо прохаживались две не очень молодые женщины, более похожие на надсмотрщиц, чем на сиделок. Они приглядывались к катетерам и капельницам, наполняя одни сосуды и опорожняя другие, но не обращая при этом ни малейшего внимания на лежащих детей. Некоторые из этих несчастных были привязаны к койкам с помощью толстых кожаных ремней.
Оуэн почувствовал тошноту и одновременно чувство ярости. Он не очень хорошо понимал, что здесь происходит, но для заполнявшего его гнева этого и не требовалось. Ни один ребенок в мире не заслуживал такого бесчеловечного обращения. Его меч с угрожающим свистом вылетел из ножен, и Искатель с безумными от ярости глазами встал посередине прохода. В дальнем конце комнаты Чэнс просматривал какие-то бумаги. Он не мог не видеть, что Оуэн приближается к нему, но продолжал заниматься своим делом. Тут руку, в которой Оуэн держал меч, схватила Хэйзел, и это заставило Искателя остановиться.
– Успокойся, Оуэн! Ты еще здесь многого не знаешь.
– Я знаю только то, что этих детей поместили в ад.
– Да, похоже, что так. Но они заняты очень важным делом. Я уже сталкивалась с такими системами.
Оуэн занес свой меч, но потом неохотно опустил его:
– Хорошо. Попробуй объяснить мне, в чем тут дело.
– Чэнс сделает это лучше меня. Постой здесь. Обещай мне, что не дашь волю своим эмоциям, прежде чем не выслушаешь его.
– Никаких обещаний! – сказал Оуэн. – Веди сюда Чэнса. И если я не удовлетворюсь объяснениями, то просто прикончу его на месте.
Хэйзел успокоительно погладила Искателя по руке – так гладят разозлившуюся свирепую собаку – и быстро пошла по проходу между койками. Рука Оуэна по-прежнему крепко сжимала меч, а сам он кипел от гнева. Даже на самых глухих окраинах Империи ему не встречалось ничего подобного, и он бы проклял себя, если бы спокойно отнесся к происходящему. Он медленно пошел по проходу, вглядываясь в лица детей, и видел безнадежное угасание в их изможденных чертах. Один подросток беспокойно метался под стягивающими ремнями и что-то бормотал во сне. Оуэн склонился над ним и прислушался к тихому, глуховатому голосу:
– В диких воплях слышится отвага… Бледные арлекины вновь прорвали фронт… Дорогуша осталась босиком, а изящные монахи танцуют вокруг летнего камня…
