– Я сбился со счета. У меня распухла от этого голова.
Саммерайл нахмурил брови.
– Ты олицетворяешь здесь все то, что я презираю. А я – все то, что ты стремился подмять на своем пути предателя и убийцы. Что у нас может быть общего?
Кэмпбелл опять коротко рассмеялся:
– Скорее всего, наши мертвые враги. Мы с тобой здесь, потому что смогли пережить всех, кто пытался нас убить. Мы видели, как приходят и уходят императоры, как раздвигаются границы Империи. Появлялись и исчезали политические партии, бизнес то процветал, то приходил в упадок, и только мы твердо и непреклонно шли своим путем. Кто еще мог бы поговорить с нами на равных, кто видел столько, сколько видели мы, кто побывал в стольких переделках? Я уважаю тебя именно потому, что ты ни у кого не брал подачек. Прежде всего у меня. И кроме того, ты ценишь правду, от кого бы ты ее ни услышал, даже если этот человек тебе не по нраву. Ты ведь знаешь, кто я такой, Род!
Саммерайл усмехнулся:
– Ты всегда был слишком разговорчив, Кроуфорд… Как поживают твои сыновья?
– Как всегда, это сплошная головная боль. Все наконец женились и наплодили мне внуков, но ни на что другое они не способны. Финлэй пойдет на любые пытки или даже на самоубийство в своем стремлении быть первым щеголем в Империи. Иногда мне кажется, что я хотел бы его смерти, лишь бы он перестал досаждать мне. Не будь он моим старшим сыном, я бы, кажется, придушил его во сне. До него у меня было шесть сыновей, славные ребята, но все погибли на дуэлях, из-за предательств, неумелых политических интриг или чего-то в этом роде. Все ушли в мир иной… А моим наследником остался Финлэй. Если бы генетический тест не подтвердил, что он мой единокровный сын, я бы не сомневался, что его мать нагуляла его где-то на стороне. А другие и того хуже, можешь мне поверить. Должно быть, у меня был застой крови, когда я плодил этот выводок. У Финлэя, по крайней мере, есть своя голова на плечах, хотя он и не всегда ею пользуется.
Кэмпбелл замолчал и невесело посмотрел на Саммерайла.
– Я слышал, твой сын погиб… – Его голос стал тише и печальнее. – Ему не надо было соглашаться на эту дуэль. У него не было никаких шансов.
– Да, – согласился Саммерайл, – это так. Но у него не было выбора. Это был вопрос чести.
– Ты до сих пор не ответил на мой вопрос, – как всегда не очень церемонясь, сменил тему разговора Кэмпбелл. – Что привело тебя во дворец после стольких лет добровольного изгнания?
– Ее величество лично пригласила меня, прислав собственноручно написанную записку. Там сказано, что мне надо здесь с кем-то встретиться. Я не мог отказаться.
– А я бы непременно отказался. Когда Лайонстон начинает испытывать к тебе персональный интерес, значит, пора сменить имя и улететь к границам Внешнего Кольца. – Кэмпбелл задумчиво нахмурился. – Интересно, зачем ты понадобился Железной Стерве?
– Об этом она не написала. Сказано только, что я должен обязательно присутствовать на аудиенции. Но для меня это не важно. Моя жена умерла, и все мои сыновья тоже. Единственный, кто у меня есть, – это мой внук, Кит, но с ним… мы не часто находим общий язык. А чтобы бояться чего-то, я слишком стар. Вот поэтому, как верный слуга ее величества, я и явился сюда.
На громкий смех Кэмпбелла сразу же обернулись несколько человек, но так же быстро вернулись к своим беседам. Пустое пространство вокруг Кэмпбелла и Саммерайла становилось все больше и больше.
– Ты всегда был лоялен по отношению к императорскому трону, кто бы ни сидел на нем. Но я не думаю, что ты можешь сказать какие-нибудь добрые слова о Лайонстон, которая уже в шесть лет от роду пырнула ножом свою няньку.
– Не знаю, не знаю, – криво улыбнулся Саммерайл. – У меня есть хорошее определение для Лайонстон. Но все же я не босяк, чтобы употреблять его… – Он терпеливо переждал, пока Кэмпбелл справится с приступом смеха. – Ее отец был слишком крут, чтобы его можно было любить, но ему можно было служить, и я никогда не сомневался, что в глубине души он радел за Империю. А Лайонстон ни за что не переживает и ни для кого не станет опорой. Она – испорченный побег и была такой от рождения. Это не такая уж редкость в королевских династиях. Это переносимо, когда в характере присутствует хотя бы малая толика чувства долга. На своем веку я повидал немало царственных задниц, восседавших на этом троне, но, скажу тебе честно, при Лайонстон Четырнадцатой Империю ожидают мрачные дни.
