— Я… Мы вечером будем заниматься? — спросила она.
— Обязательно. По особой программе, — пообещал я. Уж если Вика может думать о тренировках, то я и подавно.
Она вознеслась к себе, а я пошел в башню Бартини. В буфет! На часах — четырнадцать сорок пять. Полет, обстрел, ожидание и возвращение заняли менее двух часов. Вот оно, растяжение времени.
Буфетчица налила мне стакан томатного сока и дала печеную картофелину. Одну. Маленькую. Как я и попросил.
Вести тренировку после обстрела? Гибели людей? Я могу. Запросто. Не сомневайтесь.
Однако планы на сегодня нужно пересмотреть. И тренировочные, и прочие.
8
Я сидел за столиком у окна-бойницы, снова и снова пережевывая картофелину — и события. Или наоборот, события и картофелину. Что сок томатный похож на кровь, меня не смущало. Меня смущало другое: неопределенность собственной роли. Я стал жертвой вооруженного нападения, уцелел лишь случайно. Гражданский долг требовал, чтобы я обратился в правоохранительные органы. Я ведь не вассал Романова, своих гражданских прав и обязанностей ему не передавал. Но где находятся ближайшие правоохранительные органы? В Замке их я не встречал. В поселке Крайний? Если и есть там участковый полиционер, то дело явно не его калибра. В столицу края? Но она в шестистах километрах отсюда. Проще всего, конечно, позвонить, но спутникового телефона у меня нет, а сотовый не действует. Значит, нужно связаться через администрацию Замка. То есть через управляющего. Но он занят. Тогда через кастеляншу.
Я дожевал картофелину, допил сок. Вернулся в покой. Поднял трубку телефонного аппарата без диска.
— Служба Замка на связи, — сказал безликий электронный голос. А я отчего-то ждал девичий.
— Мне нужно поговорить с отделением полиции поселка Крайний. — Я передумал обращаться к Элеоноре Николаевне. Не сразу. Вдруг и не требуется? Предоставлять связь по ноль один, ноль два и ноль три — священная обязанность каждого. Во всяком случае, в теории.
— Связь за пределы Замка в настоящее время не осуществляется, — сказал электронный голос. Почему в настоящее время, а не сейчас?
— А в каком времени осуществляется?
— Связь за пределы Замка в настоящее время не осуществляется, — повторил голос. Такого иронией не проймешь и грубостью не прошибешь.
— Могу я поговорить с Элеонорой Николаевной?
— Госпожа Розенберг свяжется с вами, как только завершит неотложные дела, — ответил Электроник.
— Буду ждать, — произнес я и положил трубку на место. Интересно, со мной действительно говорил ИИ, искусственный интеллект, или просто голос телефонистки преобразили в роботоподобный? Чтобы обезличить, говоря кучерявее, деперсонализировать? Не только телефонистку, но и того, кто с ней общается?
Не о том я думаю. Мне к занятиям нужно готовиться.
Я и готовился. По Чехову: в тренере все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. С душой и мыслями сладить трудно, но умываться, бриться и менять одежду мне пока по силам.
Вика была готова минута в минуту.
После стрельбы в тире она спросила:
— Иван, а вы в людей стреляли?
— Никогда, — признался я. И, заметив, как поскучнела Вика, добавил: — Только во врагов.
— Враги, они для вас не люди?
— Почему для меня? Вон, церковь, патриархи всякие, епископы, папы. Духовные скрепы. С одной стороны, «не убий», а с другой — молебны за победу русского оружия. Или французского, немецкого. «За Бога, царя и отечество».
— Ну, это политика, — серьезно возразила Вика. — А вот вы сами…
— Сам я сужу просто: всякий, кто покушается на меня или людей моего племени, — безусловный враг. Со всеми вытекающими последствиями.
— Кто они — люди вашего племени?
— Чтобы не впадать в лишние подробности — добрые люди вокруг меня, независимо от возраста, религии, цвета кожи и прочих отличий.
— Вы прямо Дон Кихот.
— Нет. Дон Кихот, услышав о попрании справедливости где-нибудь в датском королевстве, непременно бы отправился туда, будь у него для того хоть малейшая возможность. Для него борьба с несправедливостью — цель жизни. А я берусь лишь за то, что происходит рядом со мной.
— Защитник слабых и обиженных?
— Лучше так: я стараюсь, чтобы слабых стало меньше. Станет меньше слабых — станет меньше обиженных. Вот и делаю то, что делаю. Пытаюсь слабого, человека сделать сильным. И не только физически. — Пафоса было многовато, но как еще ответить по существу?