— Скоро вы встанете на ноги, — сказала женщина, задержавшись в дверях. — А то вас заждались.
— Кто заждался?
— Все. Вы же теперь знаменитость.
Она вышла, и Лия разразилась длинной тирадой по адресу всяких там красоток, которые, если их не отвадить, слишком далеко заходят. А Герман успокоенно думал о том, что все счастливо окончилось, наверное, не без участия извне. Хронолет, как время, мог перемещаться только в одном направлении, и вернуть его способна была лишь одна сила, та, которой обладал таинственный серый человек — посланец никому не ведомых вечных. Но чем он заслужил такое сочувствие к себе, носителю крохотной частицы разума, одной из мириад во Вселенной? Чем он так уж выделился, что ради него серый человек, пусть на миг, но все же разбил извечные оковы космических законов? Это было непонятно, неестественно и требовало других объяснений, совсем других…
— …Магелланчик ты мой!..
— Ты что-то сказала? — спросил Герман, уловив в бурной речи Лии непонятное слово.
— Сказала?! Я ему битый час говорю, а он, оказывается, не слушает! Узнаю своего Германа. Всю Вселенную объехать — и ничуть не измениться…
— Ты вроде бы тоже не изменилась.
— Я была тут, а ты… на краю света.
— Ну, положим… Края света-то ведь не существует.
Она потрогала лоб, нарочно или случайно повторив жест необыкновенной женщины-врача, после которой что-то звенело в нем радостно, не умолкало.
— Ты что, с неба свалился?! — И засмеялась. — Конечно, с неба, откуда еще! Вселенную облетел, а ничего не понял. Ты в самом деле ничего не понял или притворяешься?
— Что я должен понять?
— Ты же всю Вселенную облетел!
— Заладила. Объясни толком?
— Ты же новый Магеллан.
— Кто?
— Ну, Магеллан. Ты же знаешь, путешественник такой был. Землю вокруг объехал. Все время плыл на корабле в одну сторону, а вернулся с другой стороны.
— Ну и что?
— Как что?! Меня все поздравляют: твой-то ради тебя что совершил! Герой!
— Я герой?!
— Ты, кто же еще? — Неожиданно она поцеловала его в щеку возле самых губ, и догадка, что билась в нем новым откровением, улетучилась.
— Постой, дай сообразить. Я же… А меня героем? Кто называет?
— Да все же. Все видеоканалы тобой заполнены. Люди везде только о тебе и говорят. Вот поправишься, узнаешь. Ученый мир голову потерял — такое открытие.
— Какое открытие?
— Да я же тебе толкую: повторил подвиг Магеллана. Тот Землю вокруг объехал, а ты — Вселенную.
Герман резко, будто его подтолкнули, сел на кровати. Смутная догадка вдруг высветилась вся сразу, оглушила. От того ли, что сделал резкое движение, или от этого внезапного прояснения головная боль, отпустившая после прикосновения рук кудесницы-врача, вновь усилилась. Он помассировал лоб, стягивая пальцами кожу от висков к переносице, сказал медленно, выхватывая странно разбегающиеся слова:
— Погоди… Ты говоришь, будто уже выяснено, что я, все время… перемещаясь в Космосе… по прямой, оказался в той же точке пространства?
— Да не будто, не будто! Ты чуть ли не месяц находился в беспамятстве. Все это время весь ученый мир только тем и занят, что исследует феномен Германа. Так теперь говорят.
Она тихо, счастливо засмеялась.
— Но ведь это значит…
— Да, да, ты экспериментально доказал, что Вселенная замкнута. Именно так и говорят.
— Они ошибаются.
Герман подумал о сером пришельце. Если рассказать о нем, о неведомых существах с их неведомо громадными возможностями…
— Ха, ошибаются. Уже опыт повторили. Так же отправили другой хронолет, без пассажира, правда, и он вернулся. Из другой точки пространства возник. За неделю обернулся.
— Всего за неделю?!
— В точности, как и ты.
— Мне казалось: вечность прошла.
— Вечность! Я за неделю-то чуть не умерла. Если бы не знала, что ты вернешься…
— Как это — знала?
— А так вот. Знала, и все. Ты мне не веришь?!
— Верю, верю, — поспешил он согласиться, вспомнив, какими капризами кончались высказанные им сомнения в ее сверхъестественных способностях.
И тут же забыл о Лие, глубоко задумавшись.
«Великое таинство интуиции, не сродни ли ты великому таинству космической пустоты, вакуума? — думал он. — Человек ведь не чудо природы, а ее средоточие. Свет существовал до зрения, звук до слуха, температурные и прочие контрасты — до осязания. Неужели же тайна вакуума не отразилась в человеке?! Еще нет звезд, а Великая Пустота томится предродовыми схватками. Не так ли и ты, неосязаемая, незримая интуиция? Еще ничего не случилось, а тебе больно, ничего нет, а ты уже знаешь…»
