Искатель, 1981 № 01 - страница 41

Очнулся Михаил Носков в машине «Скорой помощи». Рядом, пытаясь прощупать его пульс, сидела женщина в белом халате. У изголовья — Алла. Едва заметные при дневном свете коричневые пятна на ее лице сейчас проступали особенно отчетливо. Ни голоса, ни даже шепота Аллы не было слышно. Лишь по движениям побелевших губ Михаил уловил: «Миша, Мишенька, как же это?.. Ведь у нас скоро маленький будет…»

Михаил устало прикрыл глаза, прислушался к боли. Она затаилась где-то внутри, изредка давая о себе знать короткими злыми укусами. Не ждал он того подлого удара, не заметил…

Носков подошел к придорожным кустам, где прятался незнакомый парень, крикнул:

— Эй, малый, ты что там затаился? А ну вылазь!

Молчание. Только тлеющий огонек сигареты выдавал присутствие человека.

— Кому говорят — выходи!..

И сразу после этого удар — предательский, подлый… Нет, не сразу. Вышла мать, он что-то крикнул… Что же он крикнул?.. «Мама, зови скорей отца… пусть принесет воды…» Воды!.. Воды!! Воды!!!

Михаил облизал шершавым языком сухие губы, умоляюще взглянул на медсестру. Та медленно покачала головой: нельзя.

…Словно огромное жало гигантской осы внезапно впилось в его живот. В первое мгновение Михаил даже не понял, что произошло. Но преступник с силой рванул рукоятку ножа кверху, и только крепкий армейский ремень помешал сделать рану еще шире…

Носков бежал к дому согнувшись, неловко зажав живот руками, и чувствовал, как горячая и липкая кровь просачивается сквозь судорожно сжатые пальцы. У него еще хватило сил взобраться на крыльцо, но открыть дверь Михаил уже не смог. Перед глазами поплыли огненные круги, ударил в уши тугой набатный звон, и он, задыхаясь, рухнул на ступеньки лицом вниз, жадно хватая посиневшими губами ставший почему-то разреженным воздух…

— Считайте! Считайте дальше! — слышится над головой требовательный мужской голос.

— Шесть… семь… восемь…

Удушливо-сладкий запах эфира мягко обволакивает голову, невыносимо хочется спать.

— Считайте! Считайте! — твердит тот же голос.

— Одиннадцать… двадцать три… четырнадцать…

— Приготовить зажимы! Скальпель! — Это было последним, что услышал Михаил перед тем, как погрузиться в долгий операционный сон…

Меня будит длинная заливистая трель звонка, я открываю глаза и слышу деликатно приглушенный голос нашего шофера Геннадия Спирина: «Вы уж не сердитесь, Анна Викентьевна, срочно нужен, меня дежурный послал…»

Мать впускает Спирина в квартиру, ворчливо предлагает раздеться, затем говорит:

— Как хотите, Гена, но без чашки кофе я вас обоих не отпущу. Никуда ваши преступники от вас не денутся!.. — Она отправляется на кухню варить кофе, а я приоткрываю дверь своей комнаты.

— Гена, заходи! Что там стряслось?

— Тяжкое, Дим Димыч! В вашей зоне таксиста порезали. Вчера в двадцать три часа на Гончарной.

— Грабеж? — невольно вырывается у меня.

— Непохоже. Пиджак с деньгами не тронут.

— Свидетели есть?

— Мать таксиста. Видела преступника издали…

— Значит, таксист заезжал домой?..

Тихонько вошла моя старушка, стараясь не греметь посудой, расставила на столе чашки с кофе, тарелки с бутербродами. Видимо, она слышала последние слова Гены — остановилась у дверей, заинтересованно ожидая продолжения.

Я оглядываюсь.

— Ты прости, мама, но у нас чисто служебный разговор. Обещаю: когда раскрутим это дело, доложу во всех подробностях.

Она обидчиво поджимает губы и выходит, плотно прикрыв дверь. Я сыплю сахар в чашку, придвигаю сахарницу Геннадию.

— Давай дальше! Кто осматривал место происшествия?

— Следователь и Волков. В его дежурство случилось…

— Приметы преступника?

— Очень слабенькие. Среднего роста, худощавый, волосы русые. Был одет в светлый плащ…

Я раздумываю, о чем бы еще спросить. Воспользовавшись наступившей паузой, Гена налегает на бутерброды.

М-да, приметы, как говорится, среднеевропейские, по таким можно заподозрить чуть ли не треть человечества. Начинать, видно, придется с нуля… Первым делом в больницу к потерпевшему.

На пороге мать сует Спирину пакет с провизией. Безусое мальчишеское лицо сержанта заливается помидорным румянцем: есть такая у него слабинка — любит поесть. И самое удивительное, что при всем своем богатырском аппетите Гена тощ, как кошелек перед зарплатой.