— Ладно, боярин, слушай. Давно это было, пожалуй, десяток лет назад. Настигли раз в лесу мои слуги беглого холопа. Ловок был, крепко отбивался, двоих или троих рогатиной зацепил. Да только скрутили его мои молодцы и привели ко мне на расправу. Молчал он, волком на всех смотрел, да нам и не нужны были его слова. Потому что еще два дня тому назад были у нас люди боярина Векши и рассказали, что один их холоп из-за своей опозоренной невесты подстерег ее обидчика, молодого паныча, и хотел его жизни решить. Да только сумел тот, раненный, от него ускакать. За кровь моих слуг я мог сам этого холопа насмерть забить или дать псам порвать. А мог вернуть его на расправу к бывшему хозяину, боярину Векше. Да только не сделал я ни того, ни другого. Велел накормить, спрятать подальше от чужих глаз. А потом темной ночью дал ему коня, саблю, харчей на дорогу и проводил до степного порубежья. Не забыл он той встречи, боярин, однажды и меня от лихой беды спас. С тех пор и держимся мы друг друга, всегда на помощь один другому приходим. И если нужен тебе верный человек, положись на него смело.
Некоторое время Боброк раздумывал, потом медленно скатал пергамент в свиток, положил сверху сорванную печать.
— Что ж, княже, если веришь ты ему, то мне верить и бог велел. А сейчас послушай, что за мысль мне в голову пришла…
Поглаживая свою пышную бороду, боярин Векша с нескрываемым интересом рассматривал стоявшего напротив него атамана Дороша. Да, сильно изменился за последнее время его бывший холоп. Пожалуй, ничего не осталось от вчерашнего смерда в этом бравом, плечистом молодце с дерзкими глазами.
— Что, боярин, не узнаешь? — с усмешкой спросил Дорош, — вдоволь насмотревшись и сам на боярина.
— Узнал, как не узнать, — важно проговорил Векша. — А изменился ты знатно, никогда и не подумаешь, что мой беглый холоп.
Атаман весело блеснул зубами.
— Пустые слова говоришь, боярин. Не твой холоп я, а вольный человек и сам себе хозяин. Так что забывай при мне это слово.
Рука Векши замерла на бороде, он нахмурился.
— Кому дерзишь, холоп? По плетям соскучился?
Положив руку на рукоять сабли, Дорош громко рассмеялся.
— Очнись, боярин, где видишь ты своего холопа? — Дорош согнал с лица улыбку. — Еще раз говорю тебе, и запомни хорошо мои слова: казачий атаман Дорош стоит перед тобой, вольный человек, у которого только один хозяин — он сам. И не вспоминай прошлое, боярин, не береди мою душу. А то свистну — раскатают мои ватажники все твои терема по бревнышку.
Выпучив глаза, забыв закрыть рот от испуга, слушал боярин слова Дороша. И когда тот замолчал, Векша дрожащей рукой перекрестил вначале его, а затем себя.
— Да что это ты говоришь, атаман! Да разве поминаю я старое, заросло уже все быльем.
Дорош усмехнулся.
— Так будет лучше, боярин. Потому что совсем не о старом пришел говорить я с тобой. Сдается мне, что можем мы сейчас помочь друг другу в одном деле.
В глазах Векши зажглись огоньки любопытства, он выжидающе склонил голову набок. Дорош покосился на четверых слуг боярина, стоявших у двери, но Векша успокаивающе махнул рукой.
— Что при них сказано, то похоронено.
— Вольный человек я, боярин, а вольный человек не сидит на одном месте. Кормимся мы и живем тем, что господь бог и сабля острая нам посылают. И не разбираем в этом деле никого: ни фрягов, ни литвинов, ни ордынцев. Вот и третьего дня наткнулся мой дозор на одну татарскую сотню. И на самих татарах было кое-что из рухлядишки и воинского доспеху, да и шли они каждый о двуконь. Словом, решили мы, что лишние они в нашей степи.
По мере того как Дорош говорил, Векша все больше волновался. Несколько раз облизал свои толстые губы, глаза смотрели на атамана не мигая.
— Когда обшаривали мои хлопцы их главного, что один спал в шатре, то нашли при нем одну забавную штуковину.
Дорош сунул руку за свой широкий пояс, достал и протянул Векше печать со шнуром от Мамаевой грамоты. Боярин схватил печать, поднес к своим глазам.
— Это печать самого великого золотоордынского хана Мамая. — сказал с испугом. — Ее он ставит на свои личные грамоты. — В его глазах мелькнул ужас. — Значит, эту печать ты сорвал с ханской грамоты? Выходит, что твои разбойники перебили посольство самого Мамая?
